Последний вздох Аполлона

Джозефу уже приходилось видеть насильственную смерть – гнетущее зрелище, но на этот раз он испытал скорее облегчение. Разумеется, оно было вызвано не убийством как таковым, а исчезновением портье, который сразу же сделался главным подозреваемым. Шансы Уолша остаться непричастным к краже картины значительно возросли. Правда, в отличие от комиссара и гостей отеля он не поверил, что Калверта Найтли застрелил Дюпон. Уж кто-кто, а Джозеф знал наверняка: журналиста убили не из-за живописного полотна. Что, если это был страх разоблачения? Или, возможно, месть? Воображение молодого преподавателя живо нарисовало Лючию Морелли с револьвером в руках. Интересно, кому предназначалось письмо, написанное ею в спешке на рассвете? Не она ли спустилась в Салон Муз перед завтраком, чтобы сжечь то, что могло указать на ее мотивы? Например, снимок смеющейся белокурой девочки, который Уолш приметил накануне в грим-уборной певицы.

«Это моя крестница Лукреция», – сказала тогда Лючия. Однако она не казалась настолько сентиментальной, чтобы хранить фотографию чужого ребенка.

После обеда, пока оперная дива отдыхала в своем номере, Уолш навестил ее горничную. Служанка встретила его настороженно. Джозеф, самостоятельно изучавший итальянский, чтобы читать любимых авторов в оригинале, мысленно дал себе слово углубить свои познания в этом языке.

– Как вас зовут, синьорина?

– Камилла, синьор.

– Я пришел предупредить вас, Камилла. Портье Дюпон – не единственный подозреваемый. Вашу госпожу могут обвинить в убийстве Калверта Найтли.

В черных глазах горничной отразился испуг, но не удивление. Уолш заподозрил, что ей известно о хозяйке больше, чем можно было ожидать. Он продолжал, старательно подбирая итальянские слова:

– Я давний поклонник синьорины Морелли и готов на всё, чтобы спасти ее от гильотины. Вы, кажется, не сомневаетесь, что она виновна?

Девица потупилась:

– Я знаю, что госпожа ненавидела синьора Найтли и всей душой желала ему смерти. И я ее не осуждаю. Клянусь Святым Антонием, синьор Найтли это заслужил.

– Та девочка на фотографии… Лукреция… Она – дочь синьорины Морелли, не так ли?

По реакции Камиллы Джозеф понял, что его догадка верна: у Лючии была связь с журналистом, и белокурая Лукреция – тайный плод этой незаконной связи. Брошенная любовница? Достаточно ли этого для желания отомстить? Похоже, служанка уверена, что достаточно.

– Вы сохраните тайну, синьор? – затараторила Камилла. – Никто не должен узнать про малышку моей госпожи. Но я-то знаю, как она страдала, как плакала по ночам в доме матери, которая кляла ее последними словами. А потом ей пришлось отдать свое дитя в семью аптекаря с соседней улицы. Его жена родила мертвую девочку, и они выдали Лукрецию за свою дочь. Отец моей госпожи – тоже аптекарь, но он был в долгах, и синьорина Морелли нашла покровителя в Милане, чтобы помогать родным. Она святая, хоть и живет во грехе. За тем покровителем был другой, а потом еще и еще. Один синьор хотел жениться на ней, да только госпожа возьми и расскажи ему про Лукрецию. Она-то надеялась, что сможет растить дочку в законном браке. Не могла снести, что малышка никогда не назовет ее мамой! А синьор не захотел взять ее с приблудой в придачу. И этот англичанин брать не хотел, хотя Лукреция – его родная дочь.

– Найтли бросил синьорину Морелли, зная, что она ждет ребенка?

– Нет, о малышке он узнал в прошлом году, когда приезжал в Милан. Госпожа добилась встречи с ним и сумела снова его обольстить. Думала, он женится на ней, да не тут-то было. Всю жизнь он ей поломал, бесстыдник. Умоляю, синьор, не дайте полицейскому комиссару арестовать ее!

Уолш с минуту обдумывал услышанное, а потом спросил:

– Скажите, Камилла, кому вы отправили письмо сегодня утром? Это важно.

Горничная смотрела на него с недоумением, явно не видя связи между письмом госпожи и убийством. Быть может, ложный след?

– Письмо назначалось синьору Морелли, отцу синьорины.

Так-так. Но к чему было спешить, вставать чуть свет, писать впопыхах? Чутье подсказывало Уолшу, что это письмо нельзя упускать из внимания. Однако он вовсе не собирался откровенничать со служанкой, а потому сказал:

– Вот что, Камилла, дайте-ка мне адрес синьора Морелли. Я напишу ему, и мы вместе придумаем, как помочь его дочери. Но ей ничего не говорите: если она начнет нервничать, то подозрения полиции только усилятся. Понимаете?

Камилла кивнула, нацарапала адрес на клочке бумаги и, протягивая его Джозефу, горячо произнесла:

– Вы добрый человек, синьор Оллювард. Защитите мою госпожу!

– Сделаю всё возможное, – пообещал мнимый американец, собираясь поступить с точностью до наоборот.