Я упал на спину, скользнул куда-то вниз, не соображая уже, где и что в этом грохочущем и ходящем ходуном мире. В поле зрения попало металлическое брюхо вертолета.
Вытянув руку, я мысленно схватился за полоз. Получилось: как будто привязанного, меня потянуло вперед и вверх. Я взмыл в воздух, разминулся с бетонной глыбой и лихорадочно завертел головой, ища, за что бы еще схватиться внизу, на что опереться.
Внизу лишь один участок остался не потревоженным. Возле круглого пролома лежал Кай, все так же держа за шиворот Брика. Брик держал Юлю. Под ее ногами бушевал настоящий ад, огненное торнадо.
Я с трудом понимал, что и как делаю. Тот свет внутри меня, что яростным монстром превратил в фарш Положенцева, для разнообразия стал послушным. «Отпустив» вертолет, я спрыгнул на крышу — стремительно и мягко. Подошвы туфель коснулись теплого бетона.
Вновь выбросил вперед руку. Невидимые пальцы потянулись к Брику, обхватили его. Кай привстал, почувствовав, что вес уменьшился. Брик завертел головой и, найдя меня взглядом, мысленно крикнул: «Отдай! Отдай это мне, и я уйду! Все зак…»
Автоматная очередь оборвала его на полуслове. Тело дернулось, на серой от пыли рубашке расцвели алые цветы. Брик посмотрел вверх, туда, откуда и пришел удар. Туда, где завис тупоносый вертолет.
Еще одна очередь, на этот раз пули попали в живот. Взгляд Брика потускнел.
Не успев ничего обдумать, я бросил в него весь тот свет, что отдала мне Юля. Он полетел — сияющий сгусток — и, коснувшись тела Брика, исчез. Мне показалось, что глаза его успели вспыхнуть синим, прежде чем пиджак, не выдержав, порвался. В руке Кая остался клочок ткани.
— Держи! — крикнул я.
Было поздно. Прыжком оказавшись на краю разлома, я успел лишь заметить, как две человеческие фигурки исчезают в огне. Вспышка — и все.
Я вытянул руки туда, в идиотской надежде, что невидимые «пальцы» вернутся.
Кто-то схватил меня за плечи, оттащил от огненной пропасти. Повернув голову, я увидел Кая. Он что-то кричал.
— Где?.. — разобрал я, потом прислушался: — Подруга твоя где?!
Я заставил себя переключиться. Маша. Она еще, возможно, жива.
Мы побежали. Крыша тряслась и проваливалась под ногами, то тут, то там вырывались языки огня. Огибая круглый разлом, я успел заметить выплывшее из него серо-серебристое облако. Оно повисло, будто в нерешительности, — огромное, неповоротливое. Когда его прошили десятки черных стрел, я перестал смотреть.
Маша лежала в той же позе, на том же месте, рядом с кровавыми останками Положенцева. Трещины ползли к ней, и я побежал еще быстрее, отгоняя пока прочь простую и бесспорную мысль: живыми нам отсюда не выбраться. Ни с Машей, ни без неё.
Ветер ударил в лицо, рванул одежду. Я остановился, прикрывая лицо рукой. Рядом со мной так же стоял Кай, а на проваливающуюся крышу опускался вертолет.
Он не коснулся крыши полозьями, завис в нескольких сантиметрах. Из его туши выскочили двое санитаров, развернули складные носилки. Я запоздало разглядел на борту вертолета красный крест. Действуя быстро и слаженно, санитары принялись укладывать на носилки Машу.
— Еще пострадавшие есть? Нет? Что стоим тогда? — рявкнул один. — На борт — бегом!
Переглянувшись, мы с Каем бросились к вертолету.
Минуту спустя, оставив Машу, над которой суетливо колдовали врач и оба санитара, я подошел к пилотам. Я должен был это видеть.
Здание больницы таяло в огне и дыму, оно складывалось внутрь себя, а я даже не слышал грохота, оглушенный стрекотом лопастей.
Над пожаром все еще можно было различить серебристую туманность, которую пытались поглотить, окутать струи черного дыма.
— Давай, Принц. Убей их всех. Разорви. Уничтожь! — закричал я, дав волю всему, что сгустилось внутри меня.
Я кричал и кричал, умоляя Принца избавить мир от Исследователей и Разрушителей. Но чем громче кричал, тем больнее сжималось сердце от осознания: я не хочу этого на самом деле. Просто сейчас, когда вокруг этот адский грохот, ни одна живая душа не услышит моего крика. Он рождается и умирает, не принадлежа никому, кроме меня. Поэтому я и вопил, выплескивая наружу все своё отчаяние, не замечая слез, бегущих по щекам.
Я замолчал, когда здание скрылось из виду. В ту же секунду на уши легло что-то мягкое и сделалось тише.
— От Смирнова привет, — сказал грубоватый голос в наушниках. — Не знаю уж, чем ты ему так глянулся.
Я повернул голову. Врач, неодобрительно качая головой, сидел рядом с Машей. Суета закончилась, один санитар качал грушу на вставленной в горло Маши трубке, второй держал пакет с кровью.
Кай, привалившись локтем к сиденью и прикрыв глаза, сидел на полу. Почувствовав мой взгляд, он поморщился и отвернулся.
Говорил со мной человек в камуфляже, без знаков различия. Возраста он был такого же, как Николай Васильевич, и единственный сидел на сиденье. Его прямой и жестокий взгляд я выдержал.
— Как она? — Я кивнул на Машу.
Рука военного поднялась к наушнику — не то поправил, не то переключил канал. Когда зашевелились губы, слов я не услышал, а вот врач в таких же наушниках вздрогнул и что-то сказал.