Послеполуденная Изабель

– Это мы еще посмотрим, – сказала она.

– Почему бы тебе не беспокоиться о чем-то более серьезном – скажем, о следующей встрече с доктором Серф? Вчера я целый час разговаривал с ней по телефону. У нее много идей по поводу домашнего обучения, которыми мы можем воспользоваться…

– Поздравляю, ты выиграл премию «Отец года». Но это я сижу с нашим сыном изо дня в день. Ты думаешь, я не в курсе прогресса в его развитии? Ты, кто проводит с ним не более часа по вечерам.

– Я с ним почти все время, кроме двух вечеров в неделю. Так же, как и ты.

– Но эти два вечера ты проводишь со своей любовницей.

– Я работаю допоздна в те вечера.

– Да, верно. Ты ненавидишь меня, потому что я больше не трахаю тебя.

– Ты опять пьешь?

Щелчок. Ребекка бросила трубку.

Я ответил на этот звонок со второго телефона на кухне Фиби. Сама она в гостиной, за рабочим столом, просматривала черновик сценария нового эпизода телесериала. Я старался говорить не так громко, но знал, что, если мой голос будет звучать слишком тихо или шепотом, это лишь усилит подозрения Ребекки. В то же время, если бы я говорил обычным тоном, Фиби могла услышать перепалку несчастливых супругов. Так оно и случилось.

– Выпьешь что-нибудь?

– Я не хотел, чтобы ты все это слышала.

– Но я слышала. Что тебе налить?

– Лучше виски.

– Цитируя великий джазовый стандарт: «Как долго это продолжается?»115

– Ты имеешь в виду у нас с тобой?

– Именно это.

– Ты знаешь ответ на этот вопрос.

– И ты тоже.

– Четыре месяца.

– Четыре необыкновенных месяца. В моей жизни не было времени счастливее.

– В моей тоже.

– Даже в Париже?

– Я вроде бы не так много рассказывал об этом.

– Что наводит меня на мысль, что там все очень серьезно.

– Жизнь состоит из глав. Та глава закрыта.

Но правда в том, что, хотя мои последние слова в письме к Изабель указывали на то, что между нами нет будущего, острое чувство потери навсегда поселилось во мне… пусть и тщательно скрытое от чужих глаз.

– А эта глава? – спросила Фиби.

– Ей всего четыре месяца.

– Но если я спрошу тебя сейчас: Ребекка или я?

Пауза. Было совершенно ясно: что бы я ни сказал, это могло быть использовано против меня.

– Непременно должно быть или – или? – спросил я.

– Ты отвечаешь вопросом на вопрос.

– Потому что твой вопрос больше смахивает на гордиев узел.

– И все же попробуй ответить.

Я зажмурился, потом открыл глаза и потянулся к ее пачке сигарет.

– Если бы я мог оставить ее, я бы ушел. Но есть Итан. Как ты знаешь, у него инвалидность. И, как я уже говорил, его мать – алкоголичка. Тот факт, что рядом с ней постоянно находится няня и до сих пор у меня нет прямых доказательств того, что жена ведет себя неадекватно, угрожая безопасности сына, не дает мне возможности предпринять законные шаги, чтобы забрать у нее Итана. Но, предположим, это происходит. Допустим, я выигрываю опеку над сыном. Ребенок, который проведет годы в реабилитационном уходе на дому и в специальных школах здесь, в городе. Ты действительно хочешь заменить ему мать?

Фиби замолчала, явно ошарашенная вопросом.

Наконец она ответила:

– Я хочу собственного ребенка. Ребенка, зачатого мною, предпочтительно с тобой. Ребенка, которого я буду чувствовать – как он двигается, брыкается, растет внутри меня; а потом рожать его в муках, даже несмотря на современные анестетики, и он подарит мне бессонные ночи и вечное беспокойство, а я буду дарить ему бесконечную любовь. И, карты на стол, я хочу этого ребенка сейчас. Мне тридцать семь. Биологические часы тикают. Если ждать еще год или два, вероятность того, что я смогу забеременеть, устремится к нулю. Так что я нахожусь на территории «сейчас или никогда». И я влюблена в тебя. Я понимаю, что своими заявлениями оказываю на тебя огромное давление. Но думаю, что у нас могло бы все получиться самым чудесным образом. Такой шанс выпадает нечасто. И…

Она замолчала, потянувшись за сигаретами. Я обнял ее.

– Я должен забрать Итана у моей жены. Это первое и самое главное. Если ты думаешь, что справишься с тем, чтобы он жил с нами…

Я чувствовал ее нерешительность, когда она закурила «Мальборо Лайт» и долго молчала, подыскивая ответ. Наконец он последовал:

– Могу я с ним встретиться?

– Думаю, это можно устроить.

– Но если я соглашусь, чтобы Итан жил с нами…

– Да, я сделаю тебе ребенка, о котором ты мечтаешь.

Она крепко сжала мою руку, ее глаза подернулись влажной дымкой. Но в этом моменте не чувствовалось праздника; скорее, сквозил намек на меланхолию. По вполне очевидным причинам. Мы только что заключили что-то вроде фаустовской сделки друг с другом – компромисс, в котором разменной монетой стало материнство. И я сознавал, что это станет источником большого напряжения в будущем. Я поцеловал ее в голову.

– Я знаю, что прихожу с серьезным багажом.

– Думаю, я справлюсь с этим.