Послеполуденная Изабель

– Имя и номер телефона твоего адвоката, пожалуйста.

Наблюдая, как сжимаются ее губы, я понял, что она прикидывает, уместно ли будет грубо послать меня. Или, может быть, тоже задавалась вопросом, не пересечет ли она красную линию, запрещая мне видеться с Итаном, что со временем сыграет против нее. Я удержался, чтобы не сказать что-нибудь вроде: «Давай вести себя цивилизованно, Ребекка», потому что это могло спровоцировать ее на еще большее неповиновение. Поэтому я просто стоял и молчал… пока она не нацарапала имя и номер телефона.

– Спасибо, – сказал я. И ушел.

Той ночью в постели Фиби спросила меня:

– Мне предохраняться или нет?

– Ты все еще не встретилась с Итаном.

– У меня опасные дни через неделю. Сейчас можно и без диафрагмы.

Я колебался. Она это видела.

– Ты не уверен.

– Я хочу познакомить тебя с Итаном.

– Потому что не уверен.

– Потому что я хочу, чтобы ты познакомилась с Итаном.

– А еще потому, что страдаешь из-за кончины своего брака.

– Ты удивлена?

– К сожалению, нет.

– Поскольку все произошло около трех часов назад и поскольку до этого мы прожили десять лет, и теперь на карту поставлено благополучие ребенка… ребенка с «особенностями развития»… ненавижу это выражение…

– Хорошо, хорошо. Я знаю, что глубоко эгоцентрична. Думаю только о себе, как говорил мне каждый мужчина до тебя.

– Я этого не говорю. Я просто…

– Благоразумен. Потому что не знаешь, хочешь ли ребенка от меня. И кто может винить тебя за это, учитывая все, что на тебя сейчас навалилось. И учитывая то, что я искренне боюсь брать на себя ответственность за глухого ребенка. Не потому, что сомневаюсь, смогу ли с этим справиться. Я знаю, что справлюсь. Но меня пугает то, как много усилий это потребует с моей стороны и как это может повлиять на опыт воспитания моего собственного ребенка. Так что пока я могу обещать только одно: конечно, я встречусь с Итаном, и все, что я сказала тебе на днях о желании иметь с тобой ребенка, остается в силе. Но…

Молчание. Долгое. Затем Фиби встала с кровати, подошла к комоду, открыла верхний ящик и достала пластмассовый футляр, в котором хранила диафрагму и тюбик со спермицидным желе. Она исчезла в ванной и вернулась через пять минут со словами:

– Теперь я в порядке и безопасна для тебя.

На следующий день Горди позвонил на квартиру Фиби поздним утром (с ее разрешения я дал ему номер ее телефона). Она только что ушла на субботний бранч с продюсером. Горди сообщил тревожную новость. По словам адвоката Ребекки, его клиентка всерьез заупрямилась и отказывается предоставить мне доступ к сыну.

– Она, с позволения сказать, чокнутая на грани шизофрении. Даже ее собственный адвокат, которого я знаю по предыдущему делу, пытался ее вразумить. Но она убеждена, что если допустит тебя к Итану, ты украдешь его и сбежишь.

– Куда? В Гватемалу?

– Да, что-то вроде этого. Дай мне несколько дней, чтобы закончить этот раунд кулачных боев, и мы добьемся для тебя встреч с сыном.

Сейчас мне определенно нужен был дружеский совет. Я позвонил Дэвиду. Он был дома, фоном в трубке гремел фри-джаз. Я объяснил, что у меня небольшой кризис.

Он назвал место на Юнион-сквер, где мы могли бы встретиться за поздним завтраком через тридцать минут.

Дэвид всегда был великолепным слушателем. И к тому же быстро соображал и все просчитывал. Он сразу сказал, что готов поставить на то, что Ребекка встретила такого же алкаша в своем анонимном кружке. «Парня, скорее всего, не такого образованного и классного, как она, но смекнувшего, что ей нужен гуру и защитник, потому и подсуетился с романтикой, чтобы помочь ей ободрать тебя как липку и поиметь выгоду из вашего развода». А насчет Фиби он заметил: «Да, она чудо как хороша, но биологический императив в ней сидит. Другое дело, хочешь ли ты его выполнить и увязнуть еще глубже? Может, да, может, и нет. Может, ты пойдешь двумя дорогами. Но знай, как только ты подпишешься на это, будешь привязан к двум детям с двумя разными женщинами на десятилетия вперед. За Итаном ты будешь ухаживать до конца своих дней. Если у тебя появится ребенок от Фиби, ты оплатишь последний чек алиментов, когда тебе исполнится шестьдесят один год. Вам решать, сэр. Фиби, конечно, прикольная. Но лет через пять ты вдруг подумаешь: я нахожусь в самом глухом тупике, какой только можно себе представить… и, как все подобные тюрьмы, эта будет построена твоими руками».