И тут на цыпочках вошел Массимо. Не с чашкой чая, не с тостом, да хоть бы с чертовыми капустными листьями[31]
. Зато с жалобой, что у нас уже больше недели нет секса, а у него «ведь есть потребности», которым мое бедное, истекающее болью, ноющее тело должно подчиниться. У меня едва хватило сил перевернуться и, натянув одеяло, пробормотать:– Не сегодня, я не могу.
Но Массимо поступил по-своему.
Теперь я поражаюсь, что у меня хватило решимости и воли сопротивляться ему. Пока мы боролись, он сорвал с меня драгоценный медальон с маминой фотографией, последней перед смертью.
Цепочка тогда так впилась в шею, что сейчас это место снова заныло.
Не хотелось вспоминать, как Сандро проснулся и заорал, когда Массимо попытался применить силу. Но на фоне пронзительного младенческого плача, эхом разносящегося по спальне, даже Массимо не мог сосредоточиться на сексе. Он скатился с меня:
– Заткни этого сосунка!
Да, муж чувствовал себя виноватым и просил прощения.
Потом.
И сотни раз с тех пор.
Я поверила ему. Поскольку в глубине души не сомневалась, что Массимо любит меня, что моя жизненная задача – поддерживать этого, в общем-то, ущербного человека, спасать от самого себя, служить ему якорем, что без меня он останется без руля и без ветрил наедине с демонами, заставляющими его набрасываться на любимых людей.
Но теперь я больше не могла притворяться. Он никогда меня не любил.
Он любил себя.
Ну, возможно, еще Кейтлин.
Эта мысль вызывала у меня тошноту. С чего я напридумывала какой-то ерунды о судьбе злосчастной шкатулки? Убедила себя, что муж решил не дарить ее мне, поскольку подлива оказалась с комочками, носок обнаружился под диваном, а Сандро отказался пользоваться горшком. Годилась любая из тысячи и одной нелепой причины, почему я так и не получила подарок, вроде бы купленный для меня. Но в этом и заключалась проблема жизни с человеком вроде Массимо. Безумное поведение начинает казаться нормальным, пока не видишь, как решаются проблемы у таких пар, как Мэгги и Нико.
Идея сесть рядом с Массимо и завести честный разговор, начав с фразы: «Знаешь, а я очень расстроилась, когда ты…», была родом из романтических комедий, а не из совсем не смешной истории моей жизни без любви.
Я так и не спросила его о судьбе золотой шкатулки, как и о многом другом, чего не понимала. Не спросила потому, что струсила. Ведь гораздо легче смириться с недовольством мужа, чем бросить вызов.
Когда я вышла в сад при замке, размышляя о последнем отпуске, который мы провели вместе перед смертью Кейтлин, мне вспомнились мелкие детали, вслед за которыми нахлынула волна отвращения к себе.
Вот Кейтлин и Массимо плещутся в бассейне, подныривая друг под друга, как игривые подростки. Вот Кейтлин в бикини показывает Массимо некоторые движения пилатеса, и ее длинные пальцы нажимают ему на живот: «Внутреннюю зажатость, Массимо, надо убрать». Или они сидят на шезлонгах бок о бок, о чем-то напряженно перешептываясь, и Массимо купает Кейтлин в лучах своего внимания. Светить отраженным светом – не для нее. Она всегда сама была звездой, ее обожали Нико, Франческа и, как теперь выясняется, Массимо.
Догадывалась ли я? Или предпочла затолкать свои подозрения подальше, на самое донышко сознания? Но стоило Мэгги упомянуть о содержимом шкатулки, как у меня в голове щелкнули полсотни выключателей, осветив сияющими лучами заросшие паутиной закоулки, где покрывались пылью похороненные воспоминания.
Я попыталась представить, как вступаю в борьбу с мужем. Вот мы садимся под этими сводами за семейный ужин. Я стучу чайной ложкой о стакан: «Анна, Нико, Массимо, хочу вас кое о чем спросить и надеюсь, что вы сможете пролить свет на…»
Мимо прошла Мэгги рука об руку с Нико. Вся расслабленная, движения плавные, никем не подкорректированные. Без макияжа, с распущенными волосами, в потрепанных джинсовых шортах, она выглядела так, будто направлялась на рок-фестиваль в Гластонбери. Такой контраст с безупречными нарядами Кейтлин: строгие футболки в сине-белую полоску, белые джинсы и солнцезащитный козырек, развернутый назад и прикрывающий конский хвост.
До жизни с Массимо мне бы и в голову не пришло искать знакомства с Мэгги: слишком растрепанная и малообразованная, слишком прямолинейная. Даже когда у меня еще были подруги, ни одна из них не обходилась без губной помады и никто не пользовался продуктовым пакетом вместо сумочки. Но теперь именно те качества, которые мне нравились в Мэгги, грозили помешать нам подружиться.
Я не могла рисковать, поддавшись искушению сказать правду.
Глава тридцать вторая