Посмертие

С теми ветрами из-за океана возвращались торговые корабли. Они направлялись в Момбасу или на Занзибар, в процветающие города с богатыми купцами, готовыми торговать, но кое-кто, отклонившись от курса, заглядывал и в другие порты, в том числе в их городок. Появления кораблей ожидали неделями, вспоминали и пересказывали популярные легенды о капитанах и матросах: о хаосе, который они приносят с собой, разбивая биваки на каждом свободном клочке земли, о сказочных товарах, которыми торгуют на улицах, — в основном это безделушки, но попадаются и такие, о ценности которых продавцы даже не догадываются, плотные ковры и редкие духи, груды фиников, соленой сциены, сушеной акулы, которую они оптом сдают купцам, — об их пресловутой любви к фруктам и особенно к манго, об их неуемной жестокости, которая в прошлом приводила к уличным дракам и вынуждала людей в ужасе запираться дома. Матросы набивались в мечети, наполняли воздух запахами просоленных потных канзу и куфи, зачастую бурых от грязи. Припортовые кварталы принимали на себя тяжесть их буйства. Мастерская и дом Халифы были чуть дальше в городе: в те районы доходили разве что торговцы с корзинами камеди, специй, духов, ожерелий, медных побрякушек, плотных тканей, выкрашенных и расшитых старинными узорами. Порой быстроногие купцы-сури, заблудившись, шагали по их району, размахивали тростями, будто пересекали вражескую территорию. За ними тянулись дети, выкрикивали непонятные для чужестранцев насмешки и фыркали, будто ртом выпускали газы: считалось, что для сури это верх оскорбления.

И если мастерская и дом Халифы были чуть в стороне от маршрутов купцов и матросов, то пустырь перед складом — нет. Они собирались там каждый день, некоторые на ночь разбивали лагерь. Продавцы фруктов, печеной кукурузы, маниоки и кофе превращали пустырь в оживленный шумный базарчик, который Халифа с такой ностальгией описывал Хамзе несколько месяцев назад. За последние месяцы и недели товаров на складе убыло, он стоял пустой, готовый принимать новые поставки. В то утро Нассор Биашара перебрался из каморки близ мастерской за столик у самых дверей склада. Днем вернулся к себе навести порядок в бумагах, оставив Халифу надзирать за доставкой и хранением товаров. Для Халифы настала горячая пора, он часто задерживался допоздна, с важным видом сновал по складу с папкой-планшетом, отслеживал новые поступления. Казалось, Халифа снова в своей стихии, клерк при купце-пирате, то и дело гоняет Идриса и Дубу в порт с поручениями, присматривает за грузчиками, которых наняли разместить товар.

Обычно его рабочие дни протекали иначе. Ближе к вечеру Халифа запирал склад, относил ключи в мастерскую и шел домой. Если день выдавался легким, Хамза ходил с ним обедать и ел в своей комнате или на крыльце. Мзе Сулемани не обедал и оставался в мастерской. После обеда Хамза возвращался и работал до призыва к вечерней молитве: тогда они подметали и закрывали мастерскую. Если же Хамза не возвращался домой обедать, ему откладывали порцию, и он ел вечером. Он стал как бы членом семьи, но жил наособицу в бывшей парикмахерской. После того первого раза во внутренний двор не ходил, Би Аша порой звала его, чтобы дать поручение, но он, услышав ее крик, дожидался у двери. И если она раздраженно велела ему войти, только тогда он переступал порог и ждал, пока она сама подойдет. Он старался провести черту между положением слуги, каковым он быть не желал, и домочадцем, у которого есть обязательства перед семьей, но который никому ни в чем не присягал.

Однажды — Халифа как раз задержался на складе — Хамза постучал в дверь, чтобы, как водится, получить обед. Открыла ему Афия, вручила кувшин воды и тарелку риса со шпинатом. Она не закрыла сразу же дверь, как обычно, Хамза сел на крыльцо у двери и начал есть. Он ощущал ее присутствие в тени у порога. Он жил в бывшей парикмахерской вот уже несколько месяцев и за все это время обменялся с ней от силы парой слов, хотя часто думал о ней. Чуть погодя Хамза, прожевав, спросил у Афии, чье присутствие чувствовал все это время, — спросил негромко, чтобы не услышала Би Аша:

— Кто тебя так назвал? Отец или мать?

— Афия? Это имя означает «крепкое здоровье», — ответила она. — Меня так назвала мать.

Он думал, она сразу же закроет дверь, но она не закрыла. Афия осталась, потому что ей тоже хотелось поговорить с ним. Хамза часто думал о ней, особенно когда оставался один в своей комнате. Иногда Афия, проходя переулком мимо его комнаты, если окно было открыто, здоровалась с ним не глядя, он бросался к окну, чтобы ее увидеть, и провожал ее взглядом. Порой она проходила, не поздоровавшись с ним, но он, заметив ее, все равно чувствовал волнение. Всякий раз, как его подзывали к двери или когда он видел, как она идет мимо, Хамза говорил что-нибудь, что можно было сказать, не оскорбив ее, просто чтобы услышать ее голос — низкий, гортанный, трогавший за живое.

— Она назвала тебя так, потому что желала тебе крепкого здоровья, — произнес он, чтобы вызвать ее на разговор.