— Да, и себе тоже, наверное. Она хворала, — откликнулась Афия. — Так мне говорили. Она умерла, когда я была совсем маленькой, годика два мне было, что ли. Я не помню ее.
— А отец твой здоров? — спросил Хамза, гадая, имеет ли право на этот вопрос и не лучше ли помолчать.
— Умер давным-давно. Я не знала его.
Хамза пробормотал слова соболезнования и вернулся к тарелке с рисом. Ему хотелось сказать Афие, что он тоже лишился родителей, что его тоже забрали у них и теперь он не знает, где они, а они не знают, где он. Хотелось спросить, что сталось с отцом, которого она не знала. Он умер, как и мать, когда Афия была ребенком, или после смерти матери бросил дочь на произвол судьбы? Но не спросил, потому что это праздное любопытство и неизвестно, какие грустные воспоминания вызовет у нее такой вопрос.
— Нога болит? Я видела, как ты морщишься от боли, и сейчас, когда ты сел, тоже заметила, — проговорила Афия.
— Болит, но с каждым днем меньше, — сказал Хамза.
— Что с тобой случилось?
Он хмыкнул, фыркнул негромко и ответил с деланой беззаботностью:
— Когда-нибудь расскажу.
Чуть погодя он услышал, как она уходит, и пожалел, что не дал чего-то взамен данного ею. Вскоре она вернулась забрать пустую тарелку, протянула ему блюдце с дольками апельсина.
— Как доешь, можешь зайти во двор вымыть руки, — сказала она.
Он доел, кликнул Афию и зашел во двор. Дождавшись, когда она покажется у двери во двор, отдал ей блюдце и направился за нею. Она указала на раковину на стене слева, и Хамза пошел мыть руки. Би Аши не было видно. Судя по тому, что Афия, не смущаясь, разговаривала с ним и пригласила внутрь, Би Аши не было дома, догадался Хамза. Он вымыл руки над раковиной и не таясь с любопытством оглядел двор, который прежде торопился покинуть из-за раздражительности Би Аши. В углу у той же стены, что и раковина, был кран: там Афия мыла посуду в их первую встречу. У задней стены двора, подле навеса он разглядел умывальню, с правой стороны было два помещения. Хамза решил, что в одном из них кладовая: перед ним стояли две
Афия проследила за его взглядом и легонько кивнула. Ее канга съехала на затылок, закрепленная то ли шпилькой, то ли брошью, и Хамза увидел больше, чем ему доводилось прежде, да еще так близко. Волосы ее были расчесаны на прямой пробор и заплетены в две косы, сходившиеся сзади. Канга чуть распахнулась, приоткрыв верхнюю часть ее тела и талию, но в следующее мгновение Афия запахнула полы канги и поправила ее на голове. Знакомый жест скромности, но Хамза невольно задался вопросом, не для него ли Афия на миг приоткрыла покров. Они улыбнулись друг другу, он поблагодарил ее и ушел, но понял: она знает о его чувствах к ней. Его это взволновало. Если она знает о его чувствах и все равно улыбается ему вот так, значит, никакая она не жена Халифы. Она сидела с ним, потом позвала его вымыть руки, пока Би Аши нет дома, то есть ослушалась ее. По расчету Хамзы, хотя в таких делах он разбирался слабо, поведение Афии смахивало на кокетство; в мастерскую Хамза вернулся в приподнятом настроении.
Но кое-что омрачало его радость. Ему толком нечего предложить ей: должность его ненадежна, дом — каморка, куда его пустили из милости и откуда погонят, если сочтут его ухаживания оскорбительными, ложе — лишь бусати на полу. Тело его искалечено, нездорово. Он не принесет ей ни радостей прошлого, ни надежд будущего, лишь печальную историю унижений в дополнение к тем, что вытерпела она; ей же нужен тот, кто утешил бы ее в скорби. Вдобавок нельзя исключить, что она чья-то жена, и тогда он впутается в опасную и неприличную историю. Но как ни урезонивал себя Хамза, волнение не утихало, хотя он и опасался, что ему не хватит духу удовлетворить свое желание. Быть может, он вообще превратно понял случившееся только что. Столько повыбили из него, что порой его цепенило ощущение тщетности любых усилий. Этому ощущению он противился ежедневно; мастерская, работа с деревом, ежедневное благожелательное общество столяра несколько помогали его рассеять.