Посмертие

— Мзе Сулемани доволен твоей работой, — сказал Нассор Биашара. — Я так и думал. Я знал, что у тебя получится. Он говорит, у тебя есть манеры, для него это громкие слова. Это не только о вежливости, для него это значит намного больше.

Нассор Биашара примолк, дожидаясь ответа. Хамза почувствовал, что его проверяют, хотя и не понимал, как именно. Он надеялся, что купец объяснится. И Нассор Биашара продолжал:

— Не то чтобы он говорил мне об этом, но я так думаю. Я давно его знаю. Он никогда не использует сильные выражения. И я сейчас не про ругань, не про плохие слова, он даже имя Господне не упоминает, как все остальные, валлахи и так далее, когда мы хотим сказать то-то и то-то. Если ты скажешь «валлахи», он на тебя цыкнет, потому что ты принижаешь имя Бога. Худшее, что он может сказать о ком-то: «Я ему не верю». Он свято верует в правду, хотя это звучит высокопарнее, чем я имел в виду. Пожалуй, лучше сказать, он верит в искренность, откровенность, что-то в этом роде, без шума и показухи… Ты тоже такой. И учтивый — ему это нравится. Вот что он имел в виду, когда сказал, у тебя есть манеры. Тебе он этого не скажет, но я говорю.

Хамза не знал, что ответить. Его растрогало, что о нем кто-то высокого мнения, тронула доброта купца, рассказавшего об этом. Глаза его защипало от слез. Порой Хамзу смущало, что Халифа считал купца пройдохой. Хамзе казалось, он не так уж плох.

— Он сказал, ты живешь в доме Халифы, — произнес Нассор Биашара, углубившись в книги, и в тоне его уже не слышалось прежнего задушевного одобрения. — Ты мне не говорил. Значит, ты неплохо устроился. К слову, я вряд ли захотел бы жить с этим старым брюзгой.

— Я живу не совсем в его доме, — поправил Хамза. — Они отдали мне комнату, где раньше была парикмахер-ская.

— Я отлично знаю этот дом — кстати, он не его. И не ее. Как тебе Би Аша? Грубоватая, да? Уж не знаю, кто из них кому испортил характер, но, полагаю, в основном это ее вина. Она вечно чем-то недовольна. Ты ведь никому не передашь мои слова, правда? Между прочим, мы родственники. Меня с их семьей связывает родство. — С этими словами купец махнул рукой, мол, хватит об этом, и вернулся к бумагам.

— Я слышал, вы с Нассором Биашарой родственники, — позже сказал Халифе Хамза. — Точнее, он говорит, его с вашей семьей связывает родство.

Халифа задумался, потом спросил:

— Он так сказал? Что его с нашей семьей связывает родство?

— Почему он сказал «с семьей»? — уточнил Хамза. — Он имел в виду Би Ашу?

Халифа кивнул.

— Он пройдоха, я говорил тебе. Хитрит, изъясняется экивоками, обожает старомодные цветистые фразы. Такие, как он, не упоминают о женщинах семьи: это-де дурной тон.

Хамза почувствовал, что Халифа мнется, хочет сказать что-то еще, налил ему кофе — в тот вечер они сидели на крыльце вдвоем — и спросил:

— Какое родство вас связывает?

Халифа ответил не сразу, отхлебнул кофе, собрался с мыслями, Хамза ждал, зная, что тот все равно расскажет.

— Я говорил, что работал у его отца, Амура Биашары, купца-пирата. Я работал у него много лет. Тогда-то мы с Би Ашой и поженились. Бвана Амур был ее родственником и… устроил… В общем, свел нас.

— Как так вышло, что вы работали у него? — подождав, уточнил Хамза, поскольку Халифа был на удивление молчалив. Обычно его не приходилось расспрашивать.

— Ты правда хочешь услышать эту старую историю? — сказал Халифа. — Сам-то ты ничего о себе не рассказываешь, а меня спрашиваешь, и я отвечаю, не могу удержаться. Проклятая старость. Я разучился держать язык за зубами.

— Я правда хочу услышать о старом пирате. — Хамза ухмыльнулся, потому что знал: Халифа не утерпит и все ему расскажет.

* * *

Хамза вернулся в город стремительно темнеющим вечером в самом начале сезона куси, летних муссонных дождей. К тому времени заокеанские купцы уже уехали на родину — кто в Сомали, кто в Южную Аравию, кто в Западную Индию. Он толком не помнил, какая погода в эту пору стояла в городе много лет назад, годы после отъезда выдались трудными, прошли в глубине страны, вдали от ветров побережья. Ему говорили, что эти месяцы в середине года — самое приятное время, но он этого не понимал, когда только-только приехал. Земля еще зеленела после долгих дождей, ветры дули легкие. Потом, в последней трети года, становилось жарче и суше, после чего с приходом зимних муссонов, каскази, сперва начинались бури, сильные ветра, потом короткие дожди, и, наконец, с нового года устанавливались северо-восточные ветры.