То были годы довольства для Афии и Хамзы. У них был славный ребенок, он выучился ходить, разговаривать и, казалось, не имел ни единого изъяна. Когда Ильяс был еще младенцем, Хамза носил его в больницу на рекомендованные прививки и прилежно заботился о его здоровье. Тогда дети часто умирали, но многие болезни, отнимавшие их жизни, можно было предотвратить, Хамза помнил это со времен службы в шуцтруппе: там пеклись о здоровье аскари. Ильяс родился в самом начале правления британцев: Лига Наций тогда только-только выдала им мандат на руководство прежней Германской Восточной Африкой, чтобы они подготовили ее к независимости. Последнее условие стало началом конца европейских империй (пусть тогда это заметили не все): прежде ни в одной из них и не думали готовить кого-либо к независимости. Британские колониальные власти действовали не для вида и не саботировали перемены: они всерьез восприняли обязанности, которые накладывал на них мандат. Наверное, то было удачное совпадение — в одном месте сошлись несколько ответственных руководителей — или уступчивость народа, измученного правлением немцев, их войнами и последовавшими за этим голодом и болезнями: теперь этот народ подчинялся безропотно и с охотою, лишь бы его оставили в покое. Британские власти не боялись ни разбойников, ни повстанцев на этой территории и управляли колонией безо всякого сопротивления со стороны ее обитателей. Во главу угла англичане ставили образование и здравоохранение. Не жалея усилий, просвещали местное население в вопросах здоровья, обучали фельдшеров, открывали медицинские пункты в отдаленных уголках колонии. Раздавали информационные брошюры, отправляли медицинский персонал ездить по округе, рассказывать населению о том, как предотвращать малярию и правильно ухаживать за детьми. Афия с Хамзой слушали эти новые для них сведения и делали что могли, дабы защитить себя и ребенка.
Они кое-что поменяли в доме. С разрешения Нассора Биашары пробили проем в стене бывшей парикмахерской, сделали ее частью своей спальни: теперь она стала просторной, полной воздуха, окна ее выходили на улицу. Когда Ильяс подрос и научился ходить, он носился по всем комнатам, по двору, даже по комнате Халифы. Тот любил, когда Ильяс забегал к нему и забирался на кровать.
Хамзу и Афию печалила неспособность родить Ильясу брата или сестру. За следующие пять лет Афия дважды беременела и оба раза на третьем месяце теряла ребенка. Они научились жить с этим разочарованием, потому что все остальное шло хорошо — по крайней мере, так Хамза говорил Афие, когда она унывала из-за очередной неудачной беременности. Еще их печалило затянувшееся неведение о старшем Ильясе. Вестей по-прежнему не было — ни о нем, ни от него. Война кончилась шесть лет назад, и Афия терзалась, не зная, то ли оставить надежду и оплакать брата, то ли по-прежнему верить, что он жив и вот-вот вернется домой. Ведь она не знала его почти десять лет, а потом он явился как чудо.
— Все хорошо, — настаивал Хамза. Дела в новой мастерской шли на лад, и преуспевающий Нассор Биашара был щедр к ним. — Я попрошу Маалима Абдаллу еще раз навести справки.
Маалим Абдалла стал директором большой школы и через друга-чиновника в канцелярии главы окружной администрации обзавелся хорошими связями с британскими властями. Он предложил Халифе должность учителя английского в начальной школе, но тот колебался, стоит ли связываться с дерзкими двенадцатилетками. Ему хватало приятных забот на складе, фирма росла и развивалась, и дома ему жилось так привольно в новой комнате во дворе, что блаженное выражение не сходило с его лица. Осваивать на склоне лет новую профессию ему не хотелось. Ему нравилось быть дедом. У него всегда был подарочек для Ильяса: самый сладкий банан с базара, долька спелой красной гуавы, овсяная лепешка. «Где мой внучек?» — кричал он, войдя в дом. Их любимой игрой были прятки: Ильяс затаится, а Халифа притворяется, будто ищет его повсюду, хотя все его укромные уголки было легко найти.
Ильяс, красивый худенький мальчик, рос молчуном. Молчание его казалось безмятежным, хотя Афия подчас сомневалась в этом и гадала, нет ли у сына затаенной скорби, которую он пока что не умеет высказать. Хамза лишь пожимал плечами, но не говорил жене, мол, скорби не избежать. Порой Хамза лежал в комнате на циновке, Ильяс сидел неподалеку, и оба подолгу молчали. Хамза думал, что в этом молчании его сын находит убежище.