Посмертные записки Пикквикского клуба

Нечего и говорить, что мистер Пикквик, был целомудрен, как Ньютон, и скромен, как невинная девица в первую пору цветущей красоты. Уже одна мысль предстать в ермолке перед дамой приводила его в трепет; но, к великому ужасу, он никак не мог освободиться от этого головного убора, потому что шнурки у подбородка затянулись в гордиев узел.

Надлежало, однако ж, во что бы ни стало обнаружить свое присутствие в женской спальне. Для этого могло быть только одно средство. Запрятав свою голову под одеяло, мистер Пикквик произнес очень громко:

— Гм! Кхи, кхи!

Видимо, леди испугалась при этом внезапном звуке, потому что голова ее опрокинулась на спинку кресел, но было совершенно ясно, что она тотчас объяснила себе его работой своего воображения, потому что, когда мистер Пикквик, ожидая обморока или, по крайней мере, истерического припадка, осмелился выставить из-под одеяла свою голову, незнакомка спокойно, как и прежде, сидела перед камином, погруженная в тайные мысли.

«Удивительная женщина!» — подумал мистер Пикквик, нахлобучивая опять одеяло на свою голову. — Кхи, кхи! Гм!

Эти последние звуки, резкие и сильные, очевидно обличавшие присутствие живого существа, не могли быть никаким образом объяснены действием галлюцинации. Незнакомка вздрогнула.

— Великий боже! — воскликнула она. — Что бы это значило?

— Ничего, сударыня, — проговорил мистер Пикквик из-под одеяла, — это лишь только джентльмен.

— Джентльмен! — взвизгнула леди с выражением изумления и ужаса.

«Все пропало!» — подумал мистер Пикквик.

— Незнакомый мужчина! — вскрикнула леди.

Еще какая-нибудь минута, и, нет сомнения, весь дом был бы на ногах. Незнакомка уже бросилась к дверям.

— Сударыня, — сказал мистер Пикквик, высовывая свою голову из-под одеяла, — сударыня.

Мистер Пикквик, должно заметить, высунул свою голову просто с отчаяния, без всякой определенной мысли; но этот маневр неожиданно произвел весьма благотворное действие. Незнакомка, сказали мы, была уже подле дверей и собиралась перешагнуть через порог, но, оглянувшись назад, наткнулась глазами на ермолку мистера Пикквика и машинально попятилась в отдаленный угол спальни. Минуты две она безмолвно смотрела на мистера Пикквика, который, в свою очередь, с безмолвным изумлением смотрел на нее.

— Негодный! — вскрикнула леди, закрывая руками свои глаза. — Что вы здесь делаете?

— Ничего, сударыня, решительно ничего, уверяю вас, — сказал мистер Пикквик выразительным тоном.

— Как ничего! — закричала леди, бросив на него презрительный взгляд.

— Ничего, сударыня, честное слово, — сказал мистер Пикквик, делая такой энергичный кивок своей головой, что кисти заплясали на его ермолке, — мне крайне совестно, сударыня, что я принужден разговаривать с вами при таких обстоятельствах и в таком уборе; но, право, сударыня, я никак не могу освободиться от этой негодной ермолки.

И в подтверждение своих слов мистер Пикквик сделал отчаянный жест; но ермолка упорно продолжала болтаться на его голове. Незнакомка улыбнулась, и эта улыбка, казалось, ободрила ученого мужа. Он продолжал:

— Теперь для меня очевидно, сударыня, что я имел несчастье попасть в чужую комнату: ваша спальня ничем не отличается от моей. Я пробыл здесь не более пяти минут до того времени, как вы изволили войти.

— Все это похоже на сказку, сэр, — сказала раздраженная леди, — но если вы говорите правду, я прошу вас немедленно оставить меня в покое. Извольте идти вон.

— С величайшим удовольствием, сударыня.

— Убирайтесь сию же минуту.

— Непременно, сударыня, — перебил мистер Пикквик с необыкновенной живостью, — непременно. Позвольте изъявить, сударыня, крайнее сожаление, — продолжал мистер Пикквик, выбираясь из постели и отдергивая занавес, — мне чрезвычайно неприятно, что я сделался невольной причиной такой тревоги и волнения. Это меня огорчает, можно сказать, до глубины души.

Вместо ответа незнакомка указала на дверь. В эту роковую минуту и при таких критических обстоятельствах в полной мере обнаружилась превосходнейшая черта характера великого мужа. Он напялил на скорую руку шляпу на свою ермолку, взял под мышку штиблеты и повесил через плечо свой фрак с жилетом; но эта многосложная операция отнюдь не помешала ему выразить свои чувства самым учтивым, ласковым, истинно джентльменским тоном.

— Я чрезвычайно жалею, сударыня, — проговорил мистер Пикивик, раскланиваясь с дамой.

— В таком случае, сэр, оставьте мою комнату, — сказала леди.

— Сейчас, сударыня, сию минуту, — сказал мистер Пикквик, отворяя дверь, причем штиблеты его с громким треском повалились на пол.

Незнакомка сделала нетерпеливое движение.

— Надеюсь, сударыня, — продолжал мистер Пикквик, подбирая штиблеты и оборачиваясь назад, чтоб отвесить низкий поклон, — надеюсь, сударыня, что мое глубокое уважение и безграничная преданность к прекрасному полу могут, некоторым образом, служить в настоящем случае достаточным извинением, и, так сказать…

Но прежде чем он кончил речь, раздраженная леди вытолкнула его в коридор и заперла дверь своей спальни.