Посмертные записки Пикквикского клуба

Еще раз произнесен был единогласный ответ, и хотя слова их потерялись в воздушном пространстве, но мистер Уэллер угадал по движению губ, что пикквикисты произнесли магическое имя своего вождя.

Этого было довольно. В одно мгновение ока мистер Уэллер пробился через толпу, остановил носильщиков и схватил за рукав мистера Груммера.

— Пару слов, старичина, — сказал мистер Уэллер, — кого вздумали вы посадить в этот курятник?

— Прочь, прочь! — забасил мистер Груммер, остановленный на всем ходу в такую минуту, когда его слава достигла, по-видимому, самых высших пределов.

— Прогоните этого сорванца, — сказал мистер Доббли, обращаясь к толпе.

— Я вам очень благодарен, старики, — отвечал мистер Уэллер, — и уверен, что вы желаете мне всякого добра; но я не отвяжусь от вас ни за какие блага, если вы не отдадите мне отчета: кого, зачем и за что угораздились вы посадить в этот кузов? — Здравствуйте, сэр.

Приветствие относилось к мистеру Пикквику, который, просунув голову из своей сидейки, любовался, по-видимому, удальством своего слуги. Мистер Груммер, между тем, проникнутый величайшим негодованием, неистово принялся размахивать своим жезлом перед самым носом Самуэля.

В эту же самую минуту мистер Винкель, не говоря дурного слова, заушил какого-то зеваку, стоявшего подле него. Дело приняло было весьма жаркий оборот, и нет никакого сомнения, что могла бы произойти свалка даже между гражданами Ипсвича, как вдруг мистер Снодграс, сохранявший во все это время невозмутимое спокойствие духа, добровольно отдал себя под арест. Его примеру немедленно последовал и мистер Винкель, начинавший понимать опрометчивость своих поступков. Самуэль Уэллер, показавший еще несколько победоносных опытов своего мужества и силы, должен был уступить большинству своих неприятелей и отдаться в плен. Таким образом, к общему удовольствию, прибавилось еще три новых арестанта, и процессия двинулась опять в стройном порядке.

В продолжение этой суматохи, негодование мистера Пикквика возросло до самых крайних пределов. Прикрытый толстой кожей сверху и сбоку, он мог только видеть энергичные движения своего слуги и еще не знал, какой опасности подвергались его друзья. Наконец, при содействии мистера Топмана, он сбросил кожу и, вытянувшись во весь рост, обозрел изумленными глазами весь ход дела с его несчастными последствиями для своих учеников. Огонь благородного гнева в его груди разгорелся в яркое пламя. Опираясь одной рукой на плечо мистера Топмана и делая другой выразительные жесты, ученый муж принялся импровизировать великолепную речь, обращаясь к гражданам Ипсвича, с такой легкомысленностью извращавшим истинный смысл великобританского права.

При звуках этой великолепной речи процессия, сопровождаемая новыми пленниками, приблизилась, наконец, к жилищу городского мэра.

Глава XXV. Торжество невинности и удивительное беспристрастие мистера Нупкинса, со включением других весьма важных обстоятельств

Всю дорогу мистер Самуэль Уэллер неистово бесновался. Мистер Снодграс и мистер Винкель с мрачным молчанием прислушивались к дивному красноречию своего неустрашимого вождя, не умолкавшего ни на одну минуту. Но гнев мистера Уэллера мгновенно сменился живейшим любопытством, когда процессия повернула к тому самому двору, где он встретился с забулдыгой Троттером. Еще минута, и любопытство уступило место чувству сильнейшего изумления, когда мистер Груммер, остановив процессию, подошел к той самой калитке, откуда накануне выюркнул Иов Троттер. На звон колокольчика выбежала хорошенькая девушка лет семнадцати, с румяными и пухлыми щечками. Бросив быстрый взгляд на изумительную наружность пленников и на колымагу, откуда продолжал ораторствовать мистер Пикквик, она испустила пронзительный крик, всплеснула руками и побежала назад. Мистер Моззель, явившийся на место сцены, отворил калитку, чтобы впустить арестантов с их стражей, и тут же захлопнул ее под носом толпы. Три или четыре счастливых джентльмена, отыскав значительную трещину в заборе, откуда, впрочем, ничего нельзя было видеть, продолжали глазеть в нее с таким же упорным постоянством, с каким праздные зеваки оттачивают свои носы об уличные стекла полицейского врача, подвергающего в задней комнате хирургическому осмотру кости какого-нибудь пьяницы, раздавленного на улице колесами проезжавшего экипажа.

Перед крыльцом, у самого основания лестницы, ведущей во внутренность дома, колымага, наконец, остановилась, и мистер Пикквик, сопровождаемый своими верными друзьями, введен был в коридор, откуда, после предварительного доклада, их представили перед очи городского мэра.