Посмертные записки Пикквикского клуба

— Нас оставить! — завопил дух. — Габриэль Грубб хочет нас оставить! Ха, ха, ха!

И в то время, как он хохотал, кладбище вдруг озарилось ярким светом, заиграла плясовая музыка, и мириады чертенят повыскочили из земли, чтоб играть в чехарду с памятниками на могилах. Игра была шумная и резвая, никто не переводил духа, и каждый старался показать перед другим свою удивительную ловкость. Несмотря на оцепенение чувств, могильщик мог однако же заметить, что первый дух, его недавний собеседник, превзошел всех своим дьявольским искусством. Между тем как приятели его показывали свою удаль над памятниками обыкновенного размера, он, напротив, перепрыгивал через гигантские фамильные своды, не встречая нигде и ни в чем ни малейших препятствий. Мало-помалу чертенята угомонились, музыка смолкла, нечистый дух схватил могильщика за шиворот и провалился с ним сквозь землю.

Отуманенный быстротой движений, Габриэль Грубб долго не мог прийти в себя; но когда наконец луч размышления проскользнул по его разгоряченному мозгу, он увидел себя в огромной пещере, окруженной со всех сторон полчищами чертенят, безобразных, угрюмых и диких. В центре этой комнаты, на возвышении, заседал его кладбищенский приятель, имевший очевидно над всеми бесконтрольную власть. Габриэль Грубб стоял подле него, неподвижный и безмолвный.

— Сегодня очень холодно, — сказал Веельзевул, — потому что так, без сомнения, надлежало называть главного духа, заседавшего на возвышении, — очень холодно, — эй, кто-нибудь, горячительного!

При этой команде полдюжины чертенят исчезли в подземном буфете, и через минуту воротились с кубком огненной влаги, которую немедленно представили Веельзевулу.

— А, это недурно! — сказал Веельзевул, залпом проглотив огненный кубок. — Подать такой же Габриэлю.

Напрасно несчастный могильщик клятвенно уверял, что он не привык согревать себя на ночь горячительными напитками: один чертенок скрутил его руки, другой насильно разжал ему рот, а третий, по данному знаку, затопил его горло огненной влагой, при чем Веельзевул и все чертенята покатились со смеху, между тем как Габриэль задыхался, чихал и плакал.

— Ну, что, хороша? — спросил Веельзевул.

— Хороша, сэр, покорно вас благодарю, — отвечал трепещущий могильщик.

— Не стоит благодарности. Покажите теперь этому несчастному нелюдиму какую-нибудь картину из нашей галереи.

При этих словах густое облако, покрывавшее отдаленный конец пещеры, начало постепенно исчезать, и скоро перед глазами могильщика, на значительном расстоянии от него, открылась небольшая, бедно меблированная комната, где все было чисто и опрятно. Толпа маленьких детей кружилась около камина; они дергали за платье свою мать и копошились вокруг ее стула. Мать временами подымалась со своего места и, подходя к окну, старалась разглядеть вдали какой-то ожидаемый предмет. Вкусный обед уже стоял на столе, покрытом чистой скатертью, и спокойные кресла были поставлены перед экраном камина. Раздался стук в дверь; мать побежала отворять, и дети запрыгали от радости, когда увидели, что отец их вошел. Он был мокр и казался утомленным. Скинув шинель и сюртук, он умылся, надел халат и сел за стол среди малюток, окружавших его по обеим сторонам. Все, казалось, в этой хижине дышало счастьем и спокойствием духа.

Но сцена незаметно изменилась. В миниатюрной спальне, на маленькой постели, лежал прекрасный мальчик, младший из членов этого семейства, исхудалый и больной. Розы увяли на его щеках, и не было больше живительного света в его отуманенных глазках. Первый раз от роду закралось чувство умиления и жалости в сердце закоренелого могильщика, но прежде чем успел он выразить его словами, мальчик умер. Младшие братья и сестры столпились вокруг его маленькой постели и схватили его крошечную руку, холодную и бескровную, но вместо того, чтоб пожать ее, дети отпрянули от постели и начали смотреть с благоговением на младенческое лицо своего братца; он был спокоен и тих, и они увидели, что брат их умер. Теперь стало им известно, что он — ангел небесный, водворившийся в райских селениях, откуда он благословляет своих милых родственников, скитающихся по земле.