Посмертные записки Пикквикского клуба

Мистер Лоутон выглянул на улицу из окна коридора.

У ворот стояла открытая коляска, и в коляске был какой-то пожилой джентльмен, бросавший вокруг себя беспокойные взоры. Лоутон махнул ему рукой, и при этом сигнале пожилой джентльмен немедленно выскочил из коляски.

— Это, что ли, ваш господин? — спросил Лоутон.

Жирный детина поклонился.

Дальнейшие расспросы были прерваны появлением старика Уардля, который, взбежав на лестницу, пошел, в сопровождении Лоутона, в комнату мистера Перкера.

— Пикквик! — воскликнул пожилой джентльмен. — Тебя ли я вижу, дружище? А я услышал только третьего дня, что тебя законопатили в тюрьму, любезный друг. Зачем вы посадили его, Перкер?

— Сам засел, почтеннейший, — отвечал Перкер с улыбкой, нюхая табак. — Я ничего не мог сделать: от рук отбился. Вы знаете, как он упрям.

— Знаю, да, разумеется, знаю, — отвечал пожилой джентльмен. — Ну, я все-таки рад, что вижу его. Теперь уж мы не выпустим его из виду.

С этими словами старик Уардль еще раз пожал руку мистеру Пикквику и сел в кресла, при этом его красное, добродушное лицо засияло самой дружеской улыбкой.

— Ну, так оно вот что, — сказал Уардль, — позвольте-ка вашего табаку, Перкер. — Должно быть, уж такие времена, что ли… просто из рук вон.

— Какие времена? — спросил мистер Пикквик.

— A ничего. Такие, вероятно, как и всегда. Девчонки все перебесились: вот что, любезнейший. Нового тут, конечно, ничего нет; а все-таки это сущая правда.

— Неужели вы и в Лондон приехали за тем, чтобы возвестить нам эту новость? — спросил Перкер.

— A как бы вы думали? Именно за тем, — отвечал Уардль. — Что Арабелла?

— Здорова как нельзя больше и будет очень рада видеть тебя, старый друг, — сказал мистер Пикквик.

— Черноглазая плутовка! — воскликнул мистер Уардль. — Сказать ли? Я ведь еще недавно сам рассчитывал на ней жениться. Но это не мешает мне радоваться ее счастью. Бог с ней. Если рассудить по совести, так оно и хорошо, что так случилось.

— Как вы узнали об этом? — спросил мистер Пикквик.

— Да как? Через своих девчонок, — отвечал Уардль. — Аребелла написала к ним третьего дня, что вот, дескать, она вступила в тайный брак без согласия отца своего мужа и что ты, дружище, отправился в Бирмингем хлопотать об этом согласии теперь, когда уж нельзя было не дать его. При этом известии я, натурально, счел со своей стороны необходимым заметить, что вот, дескать, так и так, и этак, что послушные дети не должны оскорблять своих родителей такими безумными выходками, что это ужасно, больно нестерпимо, и так далее; но все это, можете представить, не сделало ни малейшего впечатления на их слабые душонки: все равно, как будто я говорил этому дураку, Джо.

Здесь пожилой джентльмен приостановился, понюхал табаку, улыбнулся и потом продолжал:

— A штука, видите, в том, что у них на уме были своего рода проделки, о которых я ровно ничего не знал. Целые шесть месяцев мы бродили по минам, и вот наконец они взорвались.

— Это что значит? — воскликнул побледневший мистер Пикквик. — Неужели еще тайный брак?

— Нет, нет, до этого еще не дошло покамест. Нет.

— Что ж это такое? — спросил мистер Пикквик. — Я тут заинтересован сколько-нибудь?

— Как вы думаете, мистер Перкер, отвечать мне ему на этот вопрос?

— Как знаете. Отвечайте, почтеннейший, если это не может скомпрометировать вас.

— Ну, так слушай же, Пикквик, ты заинтересован тут, любезный друг.

— Неужели! — воскликнул мистер Пикквик с жадным беспокойством. — Какими же это судьбами?

— Ого! — сказал Уардль. — Нет, брат, ты слишком горяч, и уж я не знаю, право, рассказывать ли тебе эту историю. Вот если вы, Перкер, на всякий случай сядете здесь между нами, для предупреждения беды, так уж, пожалуй, расскажу.

Затворив дверь и подкрепив себя новой понюшкой из табакерки адвоката, пожилой джентльмен приступил к открытию своей тайны следующим образом:

— Дело в том, что дочь моя Белла… та, что вышла за молодого Трунделя, вы знаете…

— Да, да, мы знаем, — сказал мистер Пикквик с нетерпением.

— Очень хорошо, так прошу не перебивать меня. Дочь моя Белла, в ту пору, как сестра ее Эмилия, прочитав письмо Арабеллы, пошла спать с больной головой, — Белла, говорю я, подсела ко мне и повела речь об этой интересной свадьбе. — «Ну, папа, — говорит она, — что вы думаете об этом?» — «Я думаю, что это очень хорошо; все, надеюсь, будет к лучшему». Я отвечал на этот лад потому собственно, что в ту пору сидел я у камина и пил обыкновенным порядком свой гоголь-моголь. Обе мои девчонки, надо вам заметить, вылитые портреты своей покойной матери, и вот, как я становлюсь все старее и старее, мне приятно по вечерам сидеть с ними у камина и болтать о разных пустяках: голоса их, изволите видеть, и плутовские глазки живо напоминают мне счастливейшее время моей жизни, и я будто опять становлюсь молодцом, как в бывалые годы. — «Вот уж можно сказать, папа, что одна только любовь послужила основанием для этого брака», — сказала Белла после короткой паузы. — «Да, — говорю я, — так-то оно так, моя милая, только эти браки по любви не всегда бывают счастливы».