Посмертные записки Пикквикского клуба

Должно заметить, господа, что Том Смарт чувствовал всегда особенное расположение к трактирной жизни. Уже давно воображение его лелеяло мечту — завести свой собственный трактир, стоять за буфетом в широком сюртуке и широких штанах без штрипок, запустив обе руки в глубокие карманы. Не раз ему случалось занимать первые места на веселых пирах и с наслаждением думать, что эти пиры могли бы продлиться до бесконечности, если б сам он был содержателем общего стола. Одаренный от природы ораторским талантом, он мог бы произносить великолепные речи в присутствии дорогих гостей, воспламеняя их жажду к заздравным тостам. Все эти мысли с быстротой молнии просверлили голову Тома Смарта, когда он допивал шестой уже стакан, заседая перед пылающим камином. Мудрено ли, что он чувствовал справедливое негодование при взгляде на долговязого верзилу, готового сделаться обладателем прекрасного трактира, тогда как он, Том Смарт, принужден будет в его пользу отказаться от своего истинного призвания.

За последними двумя стаканами Том Смарт обдумывал план завязать ссору и вступить в открытую борьбу со своим неприязненным соперником; но, не выдумав ни синь пороха, решил отправиться в постель, считая себя злополучнейшим созданием в мире.

Том Смарт шел вперед по широкой старинной лестнице вслед за хорошенькой черноглазой девушкой, провожавшей его со свечой в руках. Несколько шагов сделали они счастливо, без всяких приключений; но потом свеча вдруг загасла от сильных порывов ветра, пробравшегося через щели в галерею, и они остались посреди лестницы одни, окруженные ночным мраком. Могло, впрочем, статься, что свечу задул не ветер, а сам Том, для того чтоб иметь удобный случай поцеловать и обнять свою проводницу — так, по крайней мере, разглашали его враги, и так именно поступил бы я сам на его месте. Скоро, однако ж, принесена была другая свеча, и путешественник, продолжая пробираться через лабиринт переходов, благополучно достиг комнаты, назначенной ему для ночлега. Девушка пожелала ему спокойной ночи и оставила его одного.

Комната имела огромные размеры. На постели, стоявшей посредине, могли бы, в случае нужды, поместиться дюжины две ребятишек из мужского пансиона; в двух гардеробных шкафах, приставленных к стене, мог бы, без малейшего труда, уложиться походный скарб целой дюжины полков; но всего более поразило внимание Тома Смарта странное, уродливое кресло, или, правильнее, безобразный стул с высокой спинкой, испещренной фантастической резьбой, с цветочной камчатной подушкой и круглыми шишками на конце ног, тщательно перевязанных красным сукном, как будто они страдали подагрой. Насчет всех других кресел Том Смарт был, собственно, того мнения, что это — старинные кресла и больше ничего; но этот специальный предмет, нисколько не похожий на своих товарищей, отличался такими затейливыми и фантастическими формами, что он, по-видимому, никак не мог оторвать от них своих глаз. Около получаса просидел он на одном и том же месте, обращенный спиной к камину и погруженный в таинственное созерцание, принимавшее постепенно самый восторженный характер.

— Черт бы его побрал! — проговорил, наконец, Том Смарт, начиная раздеваться и продолжая глядеть на старинный стул, поставленный у изголовья его постели. — В жизни не видал я таких уродов и не увижу никогда. Этакой анафема!

Он покачал головой с видом глубокой мудрости и опять взглянул на кресло. Запутываясь больше и больше в своих мыслях, он лег в постель, прикрылся простыней и погрузился в сон.

Минут через двадцать он вскочил на своей постели, пробужденный тревожными и шумными видениями долговязых гостей и пуншевых стаканов. Первый предмет, обрисовавшийся в его воспламененном воображении, был опять фантастический стул.

— Мошенник! — проворчал Том Смарт, подернутый судорожной дрожью. — Я не стану смотреть на него!

Он повалился на подушки, прищурил глаза и старался уверить себя, что спит крепким сном. Напрасный труд! Перед умственными взорами его заплясали, закривлялись уродливые стулья, прыгая по спинкам друг друга и выделывая самые бесстыдные гримасы.

— Этакая притча! — проговорил Том Смарт, высовывая свою голову из-под теплой простыни. — Уж лучше же стану я смотреть на один действительный стул, чем на неистовые полчища подобных ему призраков.

И он точно принялся смотреть, усердно, пристально, неподвижно; но вдруг перед его глазами начали совершаться чудодейственные перемены. Резьба спинки вытянулась, выпрямилась и постепенно приняла фигуру безобразного старика с морщинистым лицом. Камчатная подушка превратилась в жилет старинного фасона; круглые шишки приняли форму человеческих ног, обутых в красные туфли, и весь стул сформировался в джентльмена прошлого столетия, поджавшего под мышку свои руки. Том Смарт сидел, протирал глаза и старался удалить от себя фантастическую грезу. Тщетные усилия! На месте фантастического стула был точно безобразный джентльмен, и что всего удивительнее, безобразный джентльмен дико и нахально заморгал глазами на Тома Смарта.