– Я все сделаю, не волнуйся, – сказала Лена с благодарностью и нежностью. Подошла и обняла его. Но как-то по-другому – по-женски, будто имела право на эти объятия. Виталия покоробило, но он решил стерпеть и заставил себя обнять Лену.
– Тогда я пойду работать, да? – спросил он, мечтая побыстрее скрыться в другой комнате, закрыть дверь, чтобы не разговаривать, не видеть, не слышать Лену.
– Иди, конечно. – Лена улыбалась, но опять не так, как раньше. Не так нарочито, а будто изнутри. Глубоко. И глазами. Она улыбалась глазами. На мгновение он даже ею залюбовался.
Виталий закрылся в комнате, но слышал, как Лена кому-то звонила, о чем-то договаривалась. Шумела в коридоре, доставая с антресолей чемоданы. Кто-то приходил, уходил. Виталий давно закончил работу, но не решался выйти в коридор. Не знал, как себя вести с Леной. Ведь он должен быть ей как минимум благодарен. Она рядом, помогает, взяла на себя все хлопоты.
– Без тебя бы я не справился, – сказал он, наконец выйдя из комнаты. Обнял Лену, поцеловал, ткнувшись в щеку.
Она вдруг откликнулась, прижалась, набросилась с поцелуями. Виталий терпел. Лена начала раздеваться, говорила, что ждала, чувствовала, понимала: он другой, не такой, как все. И именно его ждала, такого другого.
Без сладкого и приторного ликера Виталий увидел несимметричные груди, торчащие отчего-то в разные стороны. Отталкивающие. Узкие плечи и непропорционально широкие бедра. Он мысленно начертил линию, отрезав лишнее – как было бы идеально. Пока Лена изображала или по-настоящему чувствовала влечение и страсть, что его вообще не волновало, он чертил идеальные линии – глаза чуть шире, линия бровей выше. Шея длиннее на сантиметра два – нет, три. Плечи уже. Грудь, бог с ней, не важно. Пупок выше. Почему он вывернут? Линия лобка тоже выше. Ноги. Белые, как известка, белила, в синих с примесью черного прожилках вен. Бедра увесистые, основательные. Плечи делать шире, грудь больше и талию у́же. Только так писать. Все переделать. Работы слишком много.
Однажды в институте им позировала женщина в возрасте – с обвисшими грудями, усохшими ягодицами, морщинами во всех возможных и невозможных местах. И с идеальной спиной. Ровной, будто начерченной по линейке. Ни одна молодая натурщица не могла похвастаться такой прекрасной спиной – натянутой, крепкой. И ногами – молодыми, тонкими, будто приставленными к телу другой женщины.
Тот ученический набросок у него не сохранился. Пожилая натурщица, стыдливо запахнув халат, хотя до этого позировала легко, дерзко и профессионально, подошла к преподавателю, Михаилу Евгеньевичу, что-то шепнула. Он кивнул. Она обошла мольберты, рассмотрела каждый набросок.
– Этот, – сказала она, показав на работу Виталия.
– Почему? – удивился Михаил Евгеньевич.
– Он мною любовался. Так, как было раньше, – ответила женщина. – Вы позволите мне взять ваш рисунок?
– Да, конечно, – ответил Виталий.
Женщина забрала набросок. Михаил Евгеньевич обнял ее за плечи, заботливо проводил до двери. Она, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его в щеку. Он еще долго стоял, провожая ее взглядом.
– Вам сегодня повезло. Запомните этот день. Варя, Варвара Константиновна, была лучшей, великой натурщицей. Она позировала в те годы, когда я сидел на вашем месте. Никто не мог с ней сравниться. Ее позы. Она профессионал. Таких сейчас нет. Молите бога, чтобы он послал вам такую натурщицу. Не знаю, что она в вас увидела, Виталий, выбрав ваш рисунок, но я доверяю ее вкусу и чутью. Не подведите ее. Она слишком мне дорога и многим другим художникам. Она – идеал. Если кто-то сейчас посмеет спросить, был ли у меня с ней роман, выгоню к чертям. Не было. Идеальная натурщица – муза. Она вас чувствует, понимает без слов, помогает вам делать наброски, в которых вы кажетесь лучше, чем есть на самом деле. Варвара Константиновна – легенда. Чудо, которое сегодня сошло на вас. Попробуйте в каждой натурщице увидеть человека, а не тело. Тогда у вас хоть что-то получится. Тело может быть молодым, старым, в морщинах или без. Это не важно. Важно то, что вы в нем увидите. То, что для вас станет идеалом.
Теперь Лена оставалась на ночь каждый раз, когда приходила к нему «по делу». Виталий не очень этого хотел, но и не знал, как отказать, чтобы не обидеть. Лена взяла на себя все хлопоты – и по дому, и по делам. Что-то говорила про вступление в наследство, поездку к нотариусу, продажу гаражей. Он не вникал, только кивал. Ему оставалось лишь поставить подпись – все было уже подготовлено. Виталий придумал для себя способ терпеть интимную близость с Леной – оказавшись в постели, начинал мысленно ее перерисовывать. Исправлять огрехи природы и несовершенства. Чертил невидимую идеальную линию. Лодыжки надо уменьшать, делать тоньше, однозначно. Икры – никуда не годятся. Не икры, а столбы какие-то. Ступню тоже урезать. Пальцы… Нет, нельзя такие пальцы оставлять. Нужен еще вид сзади. Чтобы сверить пропорции.
– Хватит. Хватит! Я больше не могу! – закричала вдруг Лена, вырываясь. Он очнулся, остановился.