Посмотри на меня

Виталий смотрел на бумаги и не понимал, что делать дальше. Как не понимал, откуда у бабушки гаражи, дом и вклады. Она казалась беспомощной в финансовых вопросах. Но, как выясняется, это было не так. В дверь опять позвонили. Виталий обрадовался звонку – ему необходимо было отвлечься, переключиться. Думать о том, что он не знал свою бабушку настоящую, не интересовался ее жизнью, делами, пользовался ее безусловной любовью как должным, было невыносимо. На пороге стояла Лена.

Он схватил ее за руку и провел в бабушкину комнату, показав на аккуратные папки с документами.

– Что мне с этим делать? – спросил он.

– Как что? Владеть. Или продай то, что считаешь ненужным, и живи на эти деньги. Занимайся творчеством. – Ее фирменная улыбка впервые оказалась уместной.

А потом у Виталия наступил провал в памяти. Он не помнил, что было дальше. Помнил, что проснулся рядом с Леной, в одной кровати. Лена слегка подхрапывала. От нее не очень хорошо пахло – то ли рыбой, то ли еще чем-то кислым и горьким одновременно. Виталий хотел еще подремать. Он сдвинулся ниже, чтобы не чувствовать Ленин запах, перевернулся на другой бок, но сон ушел. Помимо Лены и запаха еще что-то было не так. Он спал в пижаме. Всегда. Как приучила бабушка: непременно укрыться по шею и сложить руки поверх одеяла. Только так. Даже с Ингой он засыпал, натянув на себя штаны. А она, хохоча, надевала его футболку. Или наоборот. Она могла уснуть в его штанах, а ему доставался лишь верх.

– Если ты меня обнимешь, мы оба будем одетые, – говорила Инга и тут же засыпала. Она могла уснуть мгновенно. Он еще долго лежал, смотрел на нее, вспоминая, что было еще каких-то десять минут назад, и не понимал, как такое вообще возможно. Она находилась в полной его власти. Инга во сне казалась сущим ребенком: тихонько посапывала, раскидав руки за головой.

Сейчас он лежал голый. Виталий осторожно, чтобы не разбудить Лену, встал и пошел в ванную. Долго тер себя мочалкой. Стоял под холодной водой, пытаясь вспомнить, что произошло вечером. Кажется, Лена принесла бутылку ликера. И ликер Виталию понравился – сладкий, густой. Он пил с удовольствием. Лена смеялась – ему опять понравился женский напиток.

Виталий сварил себе яйцо, как делал всегда, каждое утро. Как-то Инга, подскочив раньше него, сделала омлет. Но он достал маленькую кастрюлю и положил в нее яйцо. Омлет он не ел – ему не нравилась консистенция.

– Ну а кому я столько нажарила? – удивилась Инга.

– Я люблю обычное, вкрутую, или яичницу, – ответил Виталий.

– И он еще смеялся над моими вкусовыми странностями! – рассмеялась Инга и съела двойную порцию омлета.

– Ты не лопнешь? – в который раз удивился Виталий. Завтрак в виде одного яйца и чашки кофе он впихивал в себя с трудом. Бабушка приучила съесть хоть что-нибудь. Нельзя совсем без завтрака.

«У тебя будет гастрит», – тревожно говорила бабушка, и он заставлял себя съесть яйцо. Ради нее.

– Нет, не лопну, я проверяла, – рассмеялась с набитым ртом Инга, поперхнулась, закашлялась.

– Вы в детском саду или в пионерлагере разве перед едой не повторяли дружно: «Когда я ем, то глух и нем»? – Он стучал ей по спине.

– Я не ходила в детский сад и ни разу не была в пионерлагере, – все еще кашляя, по обыкновению хохоча до слез, ответила Инга.

– Повезло тебе. А я в садике страдал, потому что не понимал, что такое «инем». Не знал, как себя вести в этом состоянии. Успокоился, когда Маша Поливанова сказала мне, что надо говорить «глух не ем», а глухи – это такие птицы, – признался со смехом Виталий. Только с Ингой он смеялся, больше ни с кем. Только она могла вызвать у него глупую улыбку своей выходкой, смехом, дурачеством.

– О, а я думала, что голубцы из голубей делают, и отказывалась их есть, – воскликнула Инга.

– Ага, а докторскую колбасу – из докторов, – рассмеялся в ответ Виталий.

– Да! Точно! – Инга с восторгом включилась в игру. – А еще торт «Птичье молоко»! Мама его доставала какими-то немыслимыми усилиями, специально для моего дня рождения, а я не смогла есть и проплакала весь вечер. Мне казалось, что бедных птичек ловят и выжимают из них молоко. Но не как из коровы, из вымени во время дойки, а каким-то жутким способом. Выкручивают, как белье после стирки. Ведь торт был редким и очень дорогим. До сих пор не могу его есть. И еще я думала, что туалетную воду нужно использовать для туалета. Мама плакала, когда я целый флакон залила в бачок. Пахло и вправду очень вкусно. Мама, каждый раз, смывая воду, заливалась слезами.

Потом они вспоминали и «красавицу Икуку» вместо «и кубку», и «тачанку-растачанку» вместо «ростовчанки» и «клопа», который слышался вместо «пуркуа па». И еще тысячу других примеров. Виталий не помнил, чтобы так когда-нибудь смеялся, и был благодарен за это Инге. За одно это.