Когда я Наденьку, твою мать, родила, так плакала, что успокоиться не могла. Укол мне сделали, чтобы я уже выть перестала. Володя сына хотел. Я в голову себе вбила, что мальчика рожу, и тогда Володя вернется. Ради сына. Мне ж все равно, ради кого, лишь бы вернулся. Тогда пол не умели определять заранее. Я лежу, мне что-то красное под нос суют причинным местом, и акушерка спрашивает, кого родила. Надо было непременно сказать, мальчика или девочку. Пока не скажешь, не отстанут. Так я твердила: «Мальчик, мальчик у меня». Акушерка орет: «Девка, посмотри, девка у тебя!» А я заладила: «Мальчик, мальчик». Хватала акушерку за руку и просила, чтобы она из меня мальчика достала, а не девочку. Совсем умом тронулась. Акушерка так и сказала: мол, укол надо сделать, а то сама не угомонится.
Ну а потом совсем тяжело стало. Ребенка на кормление приносят, а я у окна торчу, не отхожу. Володю жду. Надеялась, что придет. Все время на что-то надеялась, поэтому и дочку Наденькой назвала. В туалет или в душ убегу, возвращаюсь и убеждаю себя в том, что Володя как раз в это время приходил. Ко всем приходили. Девочки кулечки в окно показывали. Счастливые. Как я им завидовала! Только мы с соседкой по палате, которая без мужа рожала, будто проклятые. Она вообще лежала целыми днями, уткнувшись в стену. К нам даже никого не подселяли, хотя еще две кровати свободные стояли. Боялись, что мы на молодых мамочек плохо повлияем. Одна носом к стенке, другая – у окна торчит. Две чокнутые. Нянечки пытались меня успокоить, подбодрить. Мол, кто ж сразу к жене в роддом бежит? Отмечает небось. Потерпи, на третий день нарисуется как миленький.
– Не нарисуется. Он мальчика хотел, – говорила я и снова заливалась слезами.
– Все так говорят, а потом, вон, стоят под окнами. С бодуна.
– Что мне делать? – спросила я у нянечки, которая казалась мне ласковее остальных.
– Как что? У тебя теперь девка есть. Корми ее, лялькайся, – ответила та, насильно переворачивая мою соседку от стены и вручая ей кулек с новорожденной дочерью. Та тоже девочку родила. Нянечка профессионально брала грудь и всовывала в рот ребенку. Малышка пыталась сосать, но натыкаясь на равнодушие матери, выплевывала сосок и плакала.
– Сосок неудачный. Так бывает. Привыкнет, – приободряла нянечка ту молодую женщину. – Давай теперь сама. Держи грудь. Вот так. Дите-то при чем? Ни при чем. Есть хочет. Вот и корми, пока молоко не пропало. Потом поздно будет причитать. Лучше сама корми, пока можешь. А ты можешь. Вот, две бутылочки тебе оставлю, чтобы сцедилась. На пост отнесешь. Поняла меня?
Женщина кивнула. Хотя какая женщина? Девушка, почти девочка. Сама еще ребенок. Глаза испуганные в пол-лица. Сама бледная, худющая. Живот – будто не рожала. И, как ни удивительно, она – ее звали Ася, – отзывалась на эти приказы. Сцеживалась, относила. Потом училась пеленать под приглядом нянечки. Старалась. Шла в душ и массировала грудь, как ей та велела. Наверное, со мной нужно было так же – говорить что делать, как жить дальше. Хотя бы в ближайшие несколько часов. Но все думали, что со мной все нормально – жду загулявшего по случаю рождения первенца мужа. Счастливая.
– А с мужем мне что делать? – спросила я нянечку.
– А что с мужем? Ушел, пришел. Радуйся, если получку не сразу пропил, а до дому донес. Да не пристает. Тебе еще два месяца никакого мужа нельзя, поняла? Порвалась сильно, швы наложили. Радуйся, что не полезет и не порвет снова. А то некоторые мужика жалеют, подпускают, а потом кровью истекают. Пока швы не заживут, даже не думай его в свою кровать пускать. Поняла? У тебя теперь ребенок есть. Что еще надо? На кой тебе муж сдался? – пожала плечами нянечка.
– Как на кой? – удивилась я.
– А ты что, уже за вторым дитем к нам собралась? Тогда да, муж нужен, – рассмеялась нянечка, которая считала, что муж необходим только для одного – зачать ребенка. На этом его необходимость в жизни женщины заканчивается.
– Нет, я не за вторым. Я для жизни. Для себя, – прошептала я.
– Ну ты уже не для себя живешь, а только для нее. – Нянечка показала на мою Наденьку. – Молочная кухня ты теперь. Вот твоя жизнь на ближайший год. И плакать прекрати, молоко горьким от слез станет или вообще пропадет. Вот тогда наплачешься, когда ребенку пустую титьку в рот будешь пихать.
– А как не подпускать? Если он захочет? – Я все еще надеялась, что Володя появится под окнами роддома или встретит нас с дочкой на выписке, и мы будем жить-поживать да добра наживать. Господи, я так верила в эту присказку.
– А если лялька твоя в этот момент есть захочет и заплачет? Если грудь сожрет до крови? Вот и выбирай. Ребенка накормить, грудь намазать зеленкой или муж? Да он сам не зайдет. Мужики от детских криков быстро сбегают, – хмыкнула нянечка.
– Он уже сбежал. Я вернуть его хотела, – призналась я.
– Ну пусть нагуляется вволю, а потом приползет каяться, – пожала плечами нянечка.