Посмотри на меня

Крохотный стол был покрыт скатертью – где только нашла? Или с собой привезла? Точно не его. На тарелках дымилось мясо. Даже по запаху – нестерпимо вкусное.

– В честь чего такое? – Виталий хотел пошутить.

– Просто так. Захотелось нормально поесть. – Инга не почувствовала иронии. – Садись, пока не остыло. Терпеть не могу разогревать еду.

– А что еще ты терпеть не можешь? – спросил Виталий, заглатывая куски, не жуя. Невероятно вкусно. Неужели она умеет готовить? Зачем тогда ела магазинные пельмени, колбасу с горчицей, да и от сосисок – разваренных, лопнувших – никогда не отказывалась? А тут вдруг мясо. И запеченные овощи. Какой-то соус неимоверный. И само мясо сочится. Нежное.

– Вкусно? – спросила Инга, хотя знала, что вкусно. Сама ела с удовольствием.

– Угу, – ответил Виталий.

Они так и не поговорили.

Виталию не хватало именно вербального общения. Тактильного было в переизбытке. Инга никогда не отказывалась. У нее не болела голова, не случалось плохого настроения.

– У меня от тебя зависимость, – как-то признался он.

– Почему зависимость? – вдруг ни с того ни с сего обиделась она.

Виталий тогда жил в каком-то мороке. В постоянном ожидании. Делал бесконечные наброски Инги – в профиль, анфас, только спина, только ноги.

– Ты когда приедешь? – спрашивал он, провожая ее, помогая надеть пальто или плащ.

– Не знаю. Как пойдет, – пожимала плечами она.

– Что пойдет? Куда пойдет? Ты можешь мне ответить хоть раз? – однажды раскричался он.

– Не могу, – ответила спокойно она и пропала на месяц.

Каждый день он обещал себе, что поговорит с Ингой. Ну нельзя так. Он живой человек. Хотя от человека в нем осталось мало. Только животная страсть. Он был зависим от ее кожи, всегда холодных рук и ног. От невозможности перенести на холст картинку. Оставить как воспоминание.

– Ты можешь мне попозировать? Один раз. Обещаю, это недолго, – попросил он.

– Да ну. Не хочу, – ответила она.

– Мне это нужно, – он готов был ее умолять.

– А мне нет. Хочешь, я тебе фото на память подарю?

– Нет. Мне не нужна фотография. Мне нужен рисунок, хотя бы набросок. Вот, смотри.

Виталий вывалил на кровать кипу уже сделанных набросков с частями ее тела. Она рассматривала с некоторым ужасом.

– Ты точно извращенец. Зачем ты нарисовал мое ухо? А это что? Не понимаю. – Она покрутила набросок.

– Это твоя правая коленка, – ответил он.

– Значит, есть и левая? – удивилась она.

– Естественно. Вот. Мне нужно собрать тебя полностью. Иначе я сойду с ума. Понимаешь? Ты у меня в голове не складываешься! – Виталий в тот момент и вправду был похож на маньяка-извращенца. Ему вдруг захотелось уложить Ингу на кровать, привязать ее и рисовать столько, сколько потребуется. Час, два, сутки – не важно. Выписывать так тщательно, как требовали в училище. Ему нужна была настоящая Инга. На бумаге. Не ее внутренний мир, усталость, эмоции, раздражение, томность, равнодушие или презрение во взгляде. А лишь ее оболочка.

– Нет, не хочу, – ответила Инга, собралась быстро и выскочила за дверь. Будто сбежала.

Он не хотел ее пугать. Но и объяснить не мог. Она не понимала, как он ни пытался. Помешательство, сумасшествие. Ненормальная связь. Не просто измена – глубже, сильнее. Не предательство даже, а подлость высшей пробы. По отношению и к Инге, и к жене…

Когда Виталий вспомнил про Лену? Он вообще забыл о ее существовании. Будто и не было никогда ни Лены, ни той прошлой жизни. Вообще ничего.

Домашний телефон разрывался. Трезвонил и трезвонил. Виталий весь вечер ждал Ингу, напился до невменяемого состояния. Она так и не пришла. Телефон замолкал и звонил снова.

– Алло. – Виталий еле дополз до коридора и снял трубку. Лишь потому, что надеялся услышать Ингу.

– Как ты мог так поступить? Как посмел? Я тебя ждала! Мы ждали! Ты хоть представляешь, что я пережила? – Лена кричала.

Виталий пытался сообразить, что забыл и где его ждала жена.

– Прости, я заболел. Сильно. Температура высокая, – выдавил он с трудом.

– Я тебе не верю! Ни единому слову! Ты сволочь! Нет, хуже, раз так поступил! Ладно я, но Лерик!

– Кто? – просипел в трубку Виталий.

– Твой сын! – крикнула Лена и бросила трубку.