Посмотри на меня

Когда пазл сложился – ей и Лерику предстояло увидеться с Виталием, – Лена решила смириться. Так распорядилась судьба. Может, и к лучшему – убеждала она себя. Может, Лерик сразу откажется от репетитора, скольких они уже поменяли. Лерик мог встать, не извинившись, ничего не объяснив, и просто уйти. Сколько раз Лена извинялась за поведение сына, что-то мямлила, выслушивала советы: «Сначала научите его себя вести прилично, а потом приходите». В какой-то момент она решила, что Виталий с Лериком точно не найдут общий язык, и мальчик откажется от нового репетитора с той же легкостью, как и от всех остальных. Не дождавшись окончания занятия.

Поговорить и посоветоваться ей было не с кем. Подруг не случилось, отец к тому моменту уже умер, мама давно жила в своем мире с прогрессирующей то ли деменцией, то ли Альцгеймером, то ли в собственных фантазиях. Людмила Михайловна, слава богу, не выходила голой на улицу, любила готовить завтраки, прекрасно помнила, что где находится. Даже Лене напоминала, что у Лерика завтра контрольная в школе, а послезавтра – родительское собрание. Но иногда впадала будто в беспамятство. Разговаривала сама с собой, поругивалась шепотом с покойным мужем, уставившись куда-то вдаль. Лена не пыталась в этом разобраться. Иногда мать уезжала, не сказав, куда и зачем. И отсутствовала до позднего вечера. Лена сходила с ума, не зная, кому звонить, куда бежать. Настоящих подруг у Людмилы Михайловны тоже не было. Ее жизнь была посвящена мужу, дочери и внуку. Места для себя она не нашла, да и не искала. Когда Лена уже сидела в прихожей одетая, собираясь идти в милицию, мама появлялась на пороге.

– Мам, ты где была? – ахала Лена.

– Где надо, там и была. Можно мне уже не отчитываться? Всю жизнь твоему отцу отчитывалась, хоть сейчас могу я пойти туда, куда хочу? – обижалась Людмила Михайловна.

– Я волновалась, – оправдывалась Лена.

– И напрасно. Я не в маразме, как ты давно предполагаешь. Ездила в магазин для художников. Валерий, иди сюда, посмотри, что я купила!

Она высыпала из сумки прямо на пол покупки – какие-то ластики, краски, кисточки, бумагу. Лерик кидался рассматривать, восторгался.

– Бабуль, то, что надо! Супер!

– Да, я знаю… – улыбалась Людмила Михайловна.

Именно бабушка подарила внуку на день рождения мольберт. Настоящий. Большой, удобный.

– И куда его ставить? – ахнула Лена. – Да и зачем? Вдруг Лерик бросит? Куда его девать?

– Выкинем, – пожала плечами Людмила Михайловна. – Но пока ведь не бросает?

Мольберт обосновался в прихожей. Лене пришлось поменять люстру и светильники, чтобы стало больше света.

– Бабуль, ты супер! То, что мне надо! – Лерик крутился вокруг мольберта, разглядывал и раскладывал новые кисточки.

– Посоветовалась со специалистами, – счастливо улыбалась бабушка.

Лена миллион раз собиралась спросить, не общается ли мать с бывшим зятем, ведь только он мог подсказать, какие покупать краски, бумагу, карандаши и кисти. Но так и не смогла себя заставить. Не хотела узнать правду, что да, общается. Или признать, что бабушка оказалась внимательнее к нуждам внука. Ездила, советовалась в магазине с консультантами, провела там несколько часов, устала. Потом везла этот мольберт. Как, кстати, довезла?

– На такси, – пожала плечами мать. – Там ребята погрузили, здесь таксист помог.

– Мам? Ну зачем… опять… у него есть краски. Все ящики забиты, – стонала Лена.

– Бабуль, а белую обычную гуашь купила? – Лерик разбирал очередной пакет.

– Две банки.

Лерик подходил и неуклюже, уже не по-детски, немного стеснительно, обнимал бабушку.

– У тебя же все это есть, – не понимала Лена.

– Нет, здесь не двенадцать цветов, а шестнадцать. И кисточка мне другая была нужна. Бабушка купила, – отвечал Лерик.

Лена по ночам размышляла, отчего вдруг мать поддерживает увлечение внука. Она ведь прекрасно знала, что Лена хочет для сына другого. Чего угодно, только не рисования. Даже не из-за Виталия, а может, и из-за него.

– Мам, я надеюсь, что Лерик бросит, – как-то призналась Лена.

– Я знаю. Как и то, что он не бросит. Это его путь. Разве ты не видишь, что ему больше ничего не надо? Что это настоящий интерес? – ответила мать.

– Я в детстве тоже любила танцы, – хмыкнула Лена.

– Да, но ты не была талантливой.

– Вот спасибо.

– Не за что. Но это правда. А в Лерике есть искра.

– Кто тебе это сказал?

– Никто. Я сама вижу.

– Он твой внук, ты его любишь и будешь гипертрофировать все, что бы он ни сделал. Если бы он клеил самолетики, ты бы решила, что он станет великим авиаконструктором.

– Вполне возможно. Но он не клеит самолетики. Он рисует. Кто-то же должен его поддержать. Если даже ты не хочешь. Не можешь себя заставить.