Посмотри, отвернись, посмотри

– Журавлева же вернулась домой, ну? – почти умоляюще сказал Воропаев. – Целая, здоровая! Полина! Подтвердите хоть вы!

Я кивнула, чего-то испугавшись.

– Ну сглупила Сашка, наделала дел. Я ее заберу, и мы уедем отсюда. Ноги нашей не будет в Москве, обещаю.

Меня до глубины души поразило, что оперативник разговаривает с детективом как со старшим по званию. Нет, хуже: будто во власти этого человека было решать их с Сашей судьбу. Воропаев склонял голову, пытаясь заглянуть Илюшину в глаза. Черт, да он почти заискивал!

Сыщик перевел взгляд на Сашу. Я не могла понять, взвешивает ли он что-то или уже принял решение, но чувствовала, что для нее дело пахнет бедой.

– Торговля наркотиками, похищение человека, нанесение телесных повреждений, шантаж, – перечислил Илюшин. – Это я еще глубже не копал.

– Так, давай вот что, – с какой-то безумной решимостью выпалил Воропаев. – У меня в Новосибирске хата. Ляма на три потянет, может, даже больше. Все оформлю на тебя, добровольно. Сам подумай: тебе это похищение сто лет доказывать, она же башковитая, там ни отпечатков, ничего… А Полина будет держать язык за зубами. – Он умоляюще взглянул на меня, и я залепетала: «Конечно, какое похищение, Саша ни при чем…» Впрочем, никто не слушал. – Макар, это глушняк! Я понимаю, ты вел это дело, у тебя клиент, репутация… Я все возмещу. Отпусти нас, а?

Илюшин рассматривал Сашу так, словно перед ним была чумная крыса и ее предлагали оставить жить в его подъезде.

– Не факт, что Александра согласится составить тебе компанию, – наконец сказал он.

– Я поеду, – быстро сказала Саша и схватила Воропаева за руку. – Поеду, честное слово!

– Как звали ворону?

Я решила, что неверно расслышала. Судя по лицу Воропаева, он подумал то же самое, но Илюшин раздельно повторил:

– Как. Звали. Ворону?

Саша недоуменно смотрела на него, и вдруг в ее глазах что-то мелькнуло.

– Герда! Ее звали Герда, мы ее выпустили… Ты был у Карамазова! – Она даже привстала. – Где ты его видел? Он живой? С ним все в порядке?

– Насчет квартиры в Новосибирске, конечно, интересная идея, – помолчав, протянул Илюшин. – Даже жаль, что для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало. Покарауль этих родственных упырей, не хочется оставлять их без присмотра.

На лице Воропаева отразилось облегчение. Отчего он расценил слова Илюшина как согласие? Не знаю. Но напряжение отпустило его. Он коснулся Сашиной макушки с нежностью, от которой у меня кольнуло в сердце, и скрылся в соседней комнате.

– Значит, ты здесь распоряжаешься чужими жизнями, – сипло сказала я, удивляясь силе собственного гнева.

Илюшин обернулся и пожал плечами:

– Выходит, что так.

– Ты там сидел над нашими головами, аки голубь, и преспокойно наблюдал, как нас били.

– В целом я не слишком волновался, – согласился детектив.

– И Костя погиб, хотя ты мог остановить это в любую секунду! – Голос у меня сорвался. – Вы с Воропаевым были здесь с самого начала! Вы все видели!

Илюшин уселся на пол по-турецки и заинтересованно склонил голову.

– Забавно выслушивать упреки от человека, который врал мне в лицо. А свою часть вины вы готовы взять на себя?

– Свою?

– Вы, Полина Андреевна, попытались расставить ловушку прирожденному убийце. Все это изначально напоминало состязание орехов с белкой. Понимаете, дело в любом случае закончится расколотыми скорлупками, даже если орехи умны и готовы на многое. Вы десять раз могли изменить ход событий. Поделиться со мной. Прийти в полицию. Рассказать обо всем вашей бабушке, наконец. И тогда вы трое не оказались бы в этом месте. – Он обвел широкий круг, включив в него Сашу, Костю и меня. – Я вытащил вас обеих из мышеловки живыми и почти невредимыми. Печально, что Кондратьева убили. Зато человек, помогавший топить Викторию Нечаеву, сядет в тюрьму, и надолго. Все эти годы он оставался на свободе. Мне это не по душе. Если бы я остановил Макеева-старшего до того, как ударили Кондратьева, что можно было бы инкриминировать ему и Антону? Они вышли бы отсюда свободными людьми. Вас устраивает такое развитие сюжета?

Теперь настала моя очередь молчать. Мне не нравился выбор, перед которым он меня ставил. Я чувствовала в его словах какой-то подвох.

– Ваш Антон отыскал бы новую жертву, – продолжал Илюшин. – Погибла бы очередная женщина. У него свои представления о рае на земле, и хотя, на мой взгляд, они довольно убоги, он прет в этот рай со страшной силой, как слизняк к земляничной ягоде. А сейчас мы задержали его на несколько лет. Или вы предпочли бы, чтобы я его убил?

Я покачала головой. Нет, я надеялась, что все останутся живы, а мой муж попадет в тюрьму.

– Я хотела справедливости…

Как нелепо и жалко это прозвучало.