Посмотри, отвернись, посмотри

Я чувствовала, что за ее словами звучит невысказанное: «Какая им разница, убивал он или нет, его все равно возьмут». И это было неправильно.

Однако стоя вчера над храпящим мужем, я думала о том, как легко было бы придавить его голову сверху второй подушкой. Не рассуждала, смогу ли избежать наказания за убийство. Не взвешивала, хватит ли у него силы отбиться. Мне лишь хотелось, чтобы его не стало.

Все, с чем Антон соприкасается, погибает или портится. Я тоже испортилась.

Следующие несколько дней мы с Сашей ждали. Чем занималась она, мне не известно. А я жила обычной жизнью, разве что на пробежки больше не выходила. Съездила к родителям. Похоже, и они, и остальные родственники были уверены, что я сама срежиссировала собственное похищение, скрывая ссору с любовником. Со мной обращались ласково и осторожно, как с больной, подробностей не выспрашивали, чтобы не ставить в неловкое положение, и старались при первой возможности перевести разговор на другое.

Частные сыщики больше не появлялись. Не звонила и Ксения. Я не удивилась бы, объявись она как ни в чем не бывало. Ксения занимала мои мысли не меньше, чем Антон, но не сама по себе, а в контексте размышлений о собственной слепоте.

Как получилось, что я выбрала такую подругу и такого мужа?

Может быть, со мной что-то неправильно?

Выросшая в семье, где ирония была неотъемлемой частью общения, я и Ксении приписала это же качество. «Сарказм – ее вторая натура!» Ксения вдоволь поиздевалась надо мной. Говорить подруге гадости в лицо легко и приятно, если та воспринимает их как шутку.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее чувствовала себя виноватой. Маленькой, глупой, жалкой. Господи, да я годами была для нее Чарли Гордоном, над которым можно издеваться вдоволь, – он на все отвечает добродушной улыбкой идиота!

У Антона хотя бы есть цель! Ясная, понятная.

Какая цель была у Ксении?

Стыд выжигал меня изнутри. Я не могла оставаться дома.

Саша, кажется, не удивилась, когда открыла дверь и увидела меня.

– Что-то случилось?

– Ничего. Можно у тебя посидеть?

Она молча отступила в сторону.

На матрасе лежала открытая книжка: Саша читала «Цветы для Элджернона». Это совпадение поразило меня. Неожиданно я начала говорить и говорила, пока не выдохлась. Саша молча слушала, усевшись по-турецки на матрас, в то время как я нервно мерила шагами комнату.

Наконец у меня закончились слова и силы.

– Да, они такое умеют, – непонятно сказала Саша. – Как каракатицы. Напустили черной дряни и смылись подальше.

– Нет, ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь, – перебила она. – Представь, что у тебя есть дочка. И с ней так же обошлись, как с тобой. Что бы ты ей сказала? Ну?! Только серьезно говори, не выдумывай ерунду.

– Я бы ее пожалела, – начала я. У меня вдруг стиснуло горло. – Сказала бы, что она ни в чем не виновата, что такие люди встречаются, и это как быть жертвой грабежа: виноват преступник, а не тот, кто недостаточно крепко держал сумку…

– Всё правильно. – Лицо Саши смягчилось. – Так и есть. А почему тогда ты себя судишь, будто сама себе злейший враг? Не разбираться в людях – это не преступление. Мою сестру убили. Скажешь, она сама была виновата? Это они душевные уроды, а не ты. И Олег, и Ксения твоя.

Я не окончательно ей поверила. Но гадостная болезненная муть, заполнявшая меня, стала не такой плотной.

Следователь позвонил Антону на четвертый день, рано утром. Я спала, но услышала, как муж, у которого был выходной, выбрался из постели и ушел на кухню. Оттуда доносился его голос, какой-то плоский и лишенный интонаций.

– Все в порядке? – сонно спросила я, когда он вернулся. – На работу вызывают?

– Вызывают, но не на работу. Разберемся.

Антон больше не уснул. Поворочавшись в постели, поднялся. Умылся, позавтракал и оделся быстро, как солдат. Хлопнула дверь.

«Сработало», – написала я Саше.

«Ок, ждем», – пришел ответ.

До обеда от мужа не было никаких известий. Я успела обрадоваться, что прямо с допроса его отправили в камеру. Как герои фильмов, которые убивают врага, засунув кончик его галстука между зубчатых колес, мы с Сашей незаметно подтянули Антона за рукав к телу убитого им человека, замочив его манжеты в крови. Шестеренки гигантской машины пришли в движение – и моего мужа затянуло в нее.

Я катала эту картинку в воображении, как мячик-антистресс.

А потом все закончилось. Вернулся Антон: уставший, озабоченный, но с виду спокойный.

– Где ты был? Я волновалась!

– Со следователем беседовал. Ффух! Устал!

Антон плюхнулся на диван. Глаза у него оживленно и весело блестели, и я заподозрила, что он выпил по дороге.

– Помнишь того мужика, который следил за тобой?

У меня чуть не вырвалось: «Беспалова?» В последний миг я спохватилась, что никак не могу знать его фамилию, и прикусила язык.

– Помню… Страшный такой.

– Его убили в криминальной разборке.

– Убили?!