Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Все вроде бы началось с пустяка… В начале августа Лизе накусали ногу комары, она расцарапала кожу до крови и, не промыв рану, залепила ее пластырем. Образовалась язва, которая никак не проходила. Она обратилась к врачу, ей прописали какие-то мази, язва стала заживать, но одновременно появились нарывы на руке и ноге. Женщина-врач, осмотрев ее, вдруг “ахнула” и спросила: “У вас в семье все здоровы? ваш отец не был болен?”

В этом году минуло ровно десять лет после смерти отца. 12 января она была на его могиле в Нерехте. Вспоминала стихи Пушкина “Вновь я посетил…”, переиначивая их на свой лад: “Уж 10 лет прошло с тех пор, и много / Переменилось в жизни для меня; / Сама, покорна общему закону, / Переменилась я…” Размышляла о своей судьбе и находила, что сильно изменилась к лучшему.

Из робкого, застенчивого ребенка я обратилась в 22-летнюю курсистку; прежней детской робости нет и следа… Я чувствую себя как бы обновленным, возродившимся к жизни человеком, я стала нравственно лучше… я чувствую в груди моей какой-то прилив силы необыкновенной: мне хочется борьбы, подвига, чтобы показать эту силу, которая, кажется, так и рвется наружу… Дыхание занимается… иногда кажется — весь мир была бы в состоянии перевернуть…

“Ваш отец не был болен?”

А ведь она думала об этом! “Еще в прошлом году колкое, острое страдание причинила мне мысль о возможности заражения от отца специфическою болезнью…”

Но врачу она ответила: “Мой отец умер слишком давно, чтобы я могла что-нибудь помнить о нем, мать — женщина, страдающая нервами, а у меня в детстве была золотуха”. Женщина покачала головой и осторожно сказала: “Ведь есть отраженные заболевания”.

Зато в дневнике Лиза дала волю чувствам!

Да, знаем мы эти “отраженные заболевания”! Мне известно, что мой отец до женитьбы вел далеко не нравственную жизнь, имея связь с одной красивой работницей на фабрике, мне говорили о безнравственности моего отца в таких выражениях… Ведь со стороны смотреть это прямо ужасно — видеть молодую девушку, страдающую за “грехи своего отца”.

Вот уж истинно похоже на “Невинную жертву” д’Аннунцио. Я вдвойне невинная жертва: со стороны матери, испортившей мне нервы ненормальной жизнью, с другой — со стороны отца, оставившего мне в наследство такое “отраженное заболевание”…

Габриеле д’Аннунцио — итальянский поэт, прозаик и драматург, один из представителей европейского “декадентства”, оказавший влияние на многих русских писателей конца XIX — начала XX века. Два его знаменитых романа — “Наслаждение” и “Невинный” — были переведены в России, второй выходил под названием “Невинная жертва”. В романе главный герой убивает младенца, рожденного его женой от любовника.

Этот младенец — “двойная жертва”: супружеской неверности и ревности отца.

Но вот что интересно… Даже утвердившись в мысли, что ее болезнь связана с заражением отца сифилисом, Лиза жалела его, а не мать. “Но за то и поплатился несчастный папа: четыре года страдал он, умирая медленною смертью, умерев заранее умственно… Суд Божий совершился над ним… Несчастный! Нет у меня в сердце негодования против тебя. Какая-то тихая грусть, с примесью горечи, лежит на дне души, но снисхождение и почти прощение — превышает все. Ведь он «не ведал, что творил»”.

Ей самой оставалось жить пять лет.

Больница

В конце 1897 года Лиза оказалась в больнице Александровской общины сестер милосердия Российского общества Красного Креста.

Ноги пришли в такое состояние, что она с трудом могла ходить. “Нервное возбуждение, поддерживавшее меня до сих пор, упало, и когда я поехала к проф. Павлову и он запретил окончательно ходить на курсы, я даже не огорчилась”.

Неделя, проведенная в снятой ей квартире, показала Лизе, до какой степени она одинока. Ночью на ее звонки никто не являлся, потому что ночное дежурство горничных или швейцара в том “доходном” доме, где проживала Лиза, видимо, предусмотрено не было. Некому было подать ей воды или достать нужную вещь. А попросить дежурить возле себя знакомых курсисток она постеснялась. Да и не было у нее на курсах близких подруг. “И вот в эти-то дни как нельзя более очевидно выступил передо мной донельзя ограниченный круг моих знакомств между курсистками: две-три из 200 человек — не много!” И она задумалась: почему так получилось? “Мои ли чересчур большие требования к людям на первом курсе помешали мне сойтись… или… да нечего писать об этом…”

В архиве Дьяконовой нет ни одного письма родственникам за время ее болезни, хотя, судя по дневнику, сестре Вале Лиза все-таки писала…