Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Только в те времена не существовало улицы Клода Бернара. Но церковь уже была. И Арбалетная улица тоже была. На ней и поселилась Лиза, недалеко от Сорбонны, где собиралась слушать лекции по юриспруденции, став одной из первых русских женщин, учившихся на юридическом факультете в Париже.

Это был тот самый знаменитый Латинский квартал, выросший на левом берегу Сены вокруг Парижского университета. Свое название он получил от латинского языка, на котором когда-то преподавали в Сорбонне. Вплоть до студенческих волнений 1968 года это место было средоточием всех парижских студентов. Потом высшие учебные заведения, рассадники бунтов, стали вытеснять на окраины города. Сегодня это средневековая часть столицы, где некоторые улицы все еще сохранили ремесленные названия: Арбалетная, Котельная… Туристическая Мекка Парижа.

Все стремятся побывать здесь… Здесь славно и уютно, здесь рынки и сувенирные лавочки, кафе и рестораны. И о-очень дорогая недвижимость! Даже для Парижа!

Но что пишет Дьяконова?

1 декабря. Я дошла до такого состояния, что уже не сплю бóльшую часть ночи, вся вздрагиваю при каждом шорохе, засыпаю только под утро… Холодно… Сквозь окна едва пробивается тусклый свет серого дня. Грязные обои, маленький столик вдоль стены, кровать, занавеска для платьев, небольшая печка в углу, стул, умывальник — вся обстановка на пространстве трех аршин в квадрате — вот моя комната, cabinet, как по-здешнему называют… Света мало, воздуха тоже, зато самая дешевая во всем нашем маленьком пансионе.

Как это сильно отличалось от того, что она увидела в интернате высших женских курсов в Петербурге, поселившись там осенью 1895 года, пять лет тому назад! В интернате хотя и был “страшный беспорядок” по случаю переселения туда старшекурсниц, но там было нечто вроде “большой гостиницы”, устроенной “просто и удобно, по всем правилам гигиены”.

А здесь, здесь!

“Предобрая” хозяйка пансиона — швейцарка родом — “утешала” ее: “Вам нездоровится, мадемуазель? У вас болит голова? Что делать! Это пройдет!”

К несчастью — не проходит, а все усиливается. И однако, у меня нет никакой физической болезни — так что нечего рассчитывать на избавление смертью, ни на то, что ее опасность вызовет реакцию, борьбу организма. Я совершенно здорова и в то же время непригодна ни к чему, хуже всякой больной. Делаю все как-то машинально… И бумаги переписывала, и прошение подавала о приеме на юридический факультет… Но выйдет ли толк какой-нибудь из этого, раз я не в состоянии работать?

Это и есть начало ее французского дневника. Называя вещи своими именами, скажем: это была катастрофа! В Париже силы окончательно покинули ее. В ней произошел надлом, который уже нельзя было выправить. И она дошла до такого состояния, которое уже нельзя было терпеть…

Когда кончила курсы, думала — год отдохну, брошу книги, занятия — авось, поправлюсь. Пока перемена места и впечатлений — мне легче. Возвращаешься к старым местам, к старым воспоминаниям и делам семейным — опять хуже… Но ведь нельзя же всю жизнь путешествовать? До чего тяжело, до чего тяжело все это!

Да, в Париже она смогла стать студенткой престижного юридического факультета. Но в Париже Лизу никто не ждал.

Денег на жизнь в Париже не было, а просить их у матери она себе категорически запретила (это становится понятным из писем братьям). Вдобавок ее окончательно подкосила болезнь.

Стояла противная парижская зима.

Скверно здесь зимою: холод, по-моему, сильнее, чем у нас, в России, потому что нет снегу, под ногами холодный камень. В доме тоже холодно… Солнца нет, тусклый, серый дневной свет, серые дома… При моем теперешнем настроении такая погода тяжело ложится на сердце…

По иронии судьбы, Лиза поселилась в эпицентре улиц, носивших фамилии знаменитых французских медиков. Улица Клода Бернара, где она получала почту из России, вела к улице Брока. Там находился госпиталь, названный в честь великого французского антрополога, исследователя головного мозга Поля Пьера Брока. Эта клиника, к сожалению, вскоре слишком часто будет упоминаться в дневнике Лизы. А Клод Бернар был выдающимся исследователем процессов внутренней секреции и основоположником эндокринологии. Им была разработана концепция гомеостаза — саморегуляции. Бернар сформулировал это очень просто: “Постоянство внутренней среды — залог свободной и независимой жизни”. Но при этом человек является открытой системой, такой, которая может существовать только при условии постоянного поступления в нее энергии и вещества из окружающего мира. Пища, вода, тепло… Без них не может жить человек. Но это, если задуматься, справедливо и для душевной жизни. И в этом — основная проблема свободного человека. Как сохранить независимость своей внутренней среды при зависимости от среды внешней? А вот благодаря гомеостазу — саморегуляции.

Мы не знаем, чем была больна Дьяконова и была ли она действительно больна. Но очевидно, что основной проблемой Лизы была борьба с внешней средой при острейшей нехватке душевной энергии, которую она получала из внешней же среды.