“Новая надстройка сделана из бетонитовых пустотелых камней и вмещает второй этаж и над ним мансарды, которые заняты кладовыми, а также и лабораториями для физических и химических исследований. Вход в новый этаж больницы идет из общих сеней, украшен в нише статуей Спасителя, копией с Торвальдсена, а наверху, вместо карниза – оригинальным широким и красивым фризом, исполненным по рисунку, снятому с собора в Равенне. Перила лестницы – решетчатые, никелированные, могут быть вытерты во всех частях. Вообще главной задачей при устройстве всего помещения было насколько возможно устранить скопление пыли. С этой целью углы везде в комнатах закруглены, кафельные печи выведены в потолок, вместо карнизов везде фризы, различных стилей. Столовая окружена группами больничных покоев, при этом отдельные комнаты имеют все удобства и свою ванну с душами. Отдельно помещенный операционный зал имеет кафельные стены. Зал после операции обмывается паром, который выпускается из особого паровика под сильным давлением. При операционном зале две отдельные комнаты для помещения больных непосредственно после операции”.
В этой клинике и оказалась Лиза.
Проснулось сердце
Первым “звоночком”, пробудившим в ней новое, сердечное отношение к людям, была смерть мальчика-кадета в Ярославле, которого она вовремя не навестила. Недаром в больничном дневнике она вспомнила о нем.
Лиза вспомнила о нем на Рождество, когда к ней самой никто не пришел и не прислал даже открытку. Это было так обидно! Но два года назад она сама на Рождество отказалась навестить больного мальчика с Кавказа, для которого Ярославль был чужбиной. “Сознание собственной низости не перестает мучить меня”, – пишет она и заново осмысляет слова Евангелия: “Болен бых, и посетисте Меня” (у Лизы: “Болен бых, и
Больничный дневник Лизы построен из будто бы случайного соединения картинок человеческих страданий и смертей, скрепленных размышлениями автора.
Первая картинка обнаруживает главный порок в прежнем поведении Лизы в отношении незнакомых людей. Чтобы люди заинтересовались тобой, всего-то нужно – проявить к ним самим простое, элементарное сочувствие.
В ожидании принятия ванны Лиза сидела в столовой, где хлопотали две сестры милосердия, шатенка и блондинка. Они что-то заполняли на разграфленных листах, потом готовили чай и нарезали булочки для больных, разнося по палатам. Лиза не знала, о чем с ними заговорить, а сидеть молча было неловко. “Устала. Бегаешь, бегаешь”, – вздохнув, сказала шатенка. “Я тоже устала”, – сказала блондинка. “А вы действительно устали, сестрицы, вы все время заняты…” – произнесла Лиза вроде бы совершенно пустую фразу. Но вдруг… “Мне показалось, точно я вдруг повернула кнопку электрической лампы, и комната озарилась ярким светом: сестры приветливо встали и подошли ко мне…”
Это был первый урок.
Потом была больничная палата на семь кроватей. Здесь она увидела… женщин России. И это было странное зрелище!
Тамара, армянка 18 лет, гимназистка “с ногой” из Эривани, ее соседка – жена армянского священника из Симферополя, с опухолью на груди, жена инженера, дама лет 30-ти, тоже с такой же болезнью, молодая девушка 18 лет из Петербурга, с нарывом на боку, шестилетняя девочка из Иркутска с кокситом[27]
бедра и бедная крестьянская девушка из Кронштадта – с ногой с детства скорченной, которую здесь выпрямили, ее звали Дуняшей.Добавьте сюда 23-летнюю курсистку единственного в России высшего учебного заведения для женщин, с гнойными язвами на ноге, не способную без посторонней помощи ни ходить, ни одеться, ни раздеться, и “картина” будет полной.
Но в ней не было никакой логики. Ни малейшего смысла! Это была просто жизнь как она есть.