Дальше все было так, как должно было быть. “Несколько путаясь от желания высказать как можно короче – я спросила его о юридическом образовании женщины и возможно ли применить свои познания к делу. «На это я могу вам ответить справкой из закона, по которому женщинам запрещается заниматься адвокатурой»”. Тогда она намекнула министру, что в таком случае уедет за границу. (Когда-то такая угроза сработала с Капустиным.) Он ответил равнодушно: “Во всяком случае, я бы вам не советовал…”
В результате Дьяконова ушла от него, получив то, что хотела получить, – моральное право на эмиграцию: “На душе было смутно, скверно и тяжело от сознания своей зависимости, своего рабства. «Запретили»… Мужчинам легко решить этот вопрос. Но отчего запретили? Потому что мы – женщины? И в эту минуту я готова была ненавидеть свою любовь к родине, удерживающую меня здесь. Она одна мешает мне переменить подданство, уехать в ту страну, где женщина наиболее свободна…”
Нужно ли говорить, что это была Франция, поклонницей которой она стала еще девочкой? И этому немало способствовала библиотека матери, где сплошь стояли “французы” на французском языке: Руссо, Сталь, Верн, Гюго, Ренан, Стендаль… Наполеон был ее “обожаемым героем”. Его портрет был на ее столе. “Если бы я жила во время Наполеона и была француженкой – я воздвигла бы ему храм”, – писала она. “В сущности, я давно решила не выходить замуж за русского, а за француза. Не говоря уже о франко-русских симпатиях, – мне еще недавно пришлось узнать из книги, что от браков с иностранцами, т. е. от смешанных, родятся наиболее умные дети. А ведь, как хотите, приятно иметь умных детей…”
Словом, в Париж!
Решено – и точка!
Здесь и там
“L’homme propose et Dieu dispose”[32]
– эта французская пословица как нельзя более подходит к той ситуации, в которой Дьяконова оказалась в Париже в конце 1900 года. Первая же ее запись в парижском дневнике говорит о том, что этот переезд был, возможно, самой большой ошибкой девушки…Ведь она все-таки была русской и патриоткой. Ее детство и отрочество прошли на Волге, а своей душевной родиной она считала уездную Нерехту.
Лиза так и не смогла по-настоящему прижиться в Петербурге. Может быть, потому, что этот город был противоположен ее душе. Восприимчивая к тому, как лично к ней относятся люди, отзывчивая на ласку, нежность, понимание, она слишком нервно воспринимала нелюбовь, холодность, равнодушие. Самым страстным желанием в Петербурге, кроме стремления учиться, было найти себе друга или подругу, кого-нибудь, с кем она могла бы поделиться наиболее сокровенными мыслями и чувствами.
Не нашла… Неужели она думала, что найдет это в Париже? Неужели всерьез надеялась, что здесь обретет пристанище ее смятенная душа? Из дневника можно понять, что хорошо она чувствовала себя только на окраинах. Любых! Будь то захолустная Нерехта, тихое Подмосковье или небольшой Гельсингфорс. Только здесь мысли и чувства Лизы приходили в какой-то порядок.
Но в Париж нельзя было ехать с таким настроением. Особенно в 1900 году, когда этот город блестяще демонстрировал миру, где находится центр мировой цивилизации…
В Париже с 15 апреля по 12 ноября проходила Всемирная выставка (Exposition Universelle) и одновременно II летние Олимпийские игры (Jeux Olympiques d’été). Это были грандиозные события! Не только для Франции, но и для всего мира…
Сначала об Играх. Они были значительно более массовыми по сравнению с первыми, которые прошли в Афинах в 1896 году. В спортивных соревнованиях участвовала без малого тысяча спортсменов, среди них – 22 женщины. Это было первое участие женщин в мировых спортивных соревнованиях. Соревновались в 20 видах спорта, из них 13 были введены впервые. Спортсмены – из 24 стран. Из 12 стран, в том числе из России, – впервые.
Что касается парижской Всемирной выставки, то рекорд ее посещаемости не побит до сих пор. За семь месяцев ее посетило более 50 миллионов человек, при том что все население Франции было сорок с половиной миллионов.
Выставка символизировала конец XIX и начало ХХ века. 35 стран показывали на ней, чего они достигли в своем развитии и с чем вступают в новое столетие.
Все павильоны были выдержаны в стиле модерн или ар-нуво (art nouveau). Модерн стремится сочетать и гармонизировать эстетические и практические задачи. В сферу искусства вовлекалось то, что раньше искусством не считалось, – научные открытия, транспорт, производство, массовые развлечения, спорт и т. п. В этом смысле Олимпийские игры тоже становились как бы частью Всемирной выставки.