Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

И наконец, третья “история”, связанная с последним пребыванием Лизы на родине, – это попытка родственников выдать ее замуж. Напомним, что это был совет Ленселе. “Выходите замуж”. Приехав в Россию по делам бабушкиного наследства (оно, кстати, оказалось мизерным, потому что две трети всех денег набожная старушка завещала монастырям, а Лиза должна была послужить передаточным звеном), Дьяконова, конечно, не могла не посетить ближайших родственников по линии матери – тетушку Евпраксию Георгиевну Оловянишникову и ее дочь Машу, ставшую женой Балтрушайтиса.

История сватовства к Лизе богатого русского фабриканта и мецената, любителя поэзии и “декадентского батьки”, как его называли в кругу поэтов-символистов, Сергея Александровича Полякова представляется не то чтобы сомнительной, но слишком уж легко укладывающейся в общий романный сюжет пребывания Дьяконовой дома.

Ведь что ей требовалось доказать – прежде всего самой себе? Что на родине ей больше нет места. С родиной ее больше ничего не связывает, кроме далеко идущих планов стать первой женщиной-юристкой в России, чтобы бороться за права русских женщин. Но это – дальняя перспектива. И ради этого нужно вернуться в Париж и продолжить обучение в Сорбонне. Но учиться Лизе все труднее, а доктор Ленселе сказал: “Выходите замуж”.

Ну что ж, вот и он, русский жених собственной персоной! По словам тети, “товарищ по университету Таниного мужа, Соколов, прекрасно кончил курс, занимается у отца на фабрике… богачи страшные…” Он слышал о Лизе и мечтает с ней познакомиться. “Вот завтра ты поедешь к Тане, он у нее бывает каждый день”.

Таня – это Маша. Соколов – это, без сомнения, Поляков. Других друзей в университете у Балтрушайтиса не было, как не было и других “страшных богачей” в компании декадентов.

Сергей Александрович Поляков был фигурой необычной! Если Лиза действительно имела шанс выйти за него замуж, ее дальнейшая судьба могла бы сложиться чрезвычайно интересно. И уж точно не сложилась бы так тяжело и грустно, как сложилась.

Сын богатейшего фабриканта Александра Яковлевича Полякова, владельца Знаменской мануфактуры по производству шерстяных тканей, Сергей Поляков после смерти отца был одним из трех братьев-совладельцев огромного производства и роскошной усадьбы Знаменское-Губайлово в Подмосковье. Но его истинной страстью были поэзия и переводческая деятельность. В частности, он открыл для русских читателей романы Кнута Гамсуна “Пан” и “Виктория”. Вообще о его знании иностранных языков ходили легенды. Он читал и говорил на множестве европейских и восточных языков.

Наследство, доставшееся от отца, позволило стать главным меценатом русского декадентства. Он основал издательство “Скорпион” и журнал “Весы”, где печатались Валерий Брюсов, Андрей Белый, Александр Блок, Константин Бальмонт, Федор Сологуб, Максимилиан Волошин и другие символисты. Здесь выходили статьи Василия Розанова и молодого Корнея Чуковского. “Весы”, “Скорпион” были, по сути, главной цитаделью литературного модерна.

Фигура основателя, главного редактора журнала и издательства тепло, но и не без иронии представлена в мемуарах Андрея Белого, написанных “ритмизованной” прозой: “Раз я накрыл в «Скорпионе» С. А. Полякова, когда все разошлись (он тогда именно и заводился, копаясь в рисунках); порёвывая про себя, он шагал, скосив голову набок, средь полок, фарфоров и книг, зацепляясь за угол стола и покашиваясь на меня недовольно (спугнул); носик – в книгу. «Вы что это?» – «Гм-гм, – подставил он мне сутулую спину и желтую плешь, – изучаю, – весьма недоверчиво из-за спины смотрел носик, – корейский язык». – «Зачем?» – «Гм-гм: так себе – гм!» Языки европейские им были уже изучены; ближневосточные – тоже; и очень ясно, что дело – за дальневосточными; с легкостью одолевал языки, как язык под зеленым горошком; большой полиглот, математик, в амбаре сидел по утрам он по воле «папаши»; а – первый примкнул к декадентам…”

Ситуация складывалась зеркальная. Бедный Юргис женился на богатой Маше, которая оценила его стихи и высокие духовные поиски. Богатый Поляков должен был оценить нашу бедную Лизу, стать ее мужем и, будем говорить откровенно, “спонсором” на всю жизнь. Уж конечно, он не препятствовал бы учебе Дьяконовой в Сорбонне, как когда-то жених Вали помешал ей учиться на Бестужевских курсах. Это было бы идеальным решением судьбы! Роман с чистым хеппи-эндом! Да, но не во вкусе Лизы.

Боже, как это было бы по́шло с ее стороны! Столько лет упорной, смертельной борьбы за свое женское самостояние, и что в результате? Стала женой богатого товарища мужа своей кузины? Да, хорошего, да, благородного, да, наверное, способного ее понять и полюбить. Но это финал не русского, а какого-то английского романа. Например, под названием “Джейн Эйр”.

Русская женщина не ищет в этой жизни легких и правильных путей. Протестантская модель судьбы “за свои высокие моральные качества получи достойную материальную выгоду” не в ее духе. Финалом судьбы героини Дьяконовой должна была стать гибель под беспощадными ударами рока – фатума.

Иначе в России нельзя!