– Молодец. Не надо бояться. Это такая жизнь... Наша жизнь...
– Ужасная жизнь.
– Нет, обычная, – смеется Шурка. – Наша обычная жизнь.
Вангелис молчит.
А после секса им всегда становится весело. Шурка уже вполне приспособилась к нему и к сексу с ним. Ничего, нормально, если не открывать глаз. Привыкла к сладкому запаху его одеколона и мягким рубашкам от Ив-Сен Лорана. А у Жеки и одеколона-то не было. И она так и не успела ему подарить. Стоит на полке – напоминанием о том, что давно ушло.
К тому же Вангелис регулярно осведомляется, нашла ли она работу, и после ответа «нет» обычно дает ей деньги: «Я понимаю, в каком ты положении». И она уже привыкла к своему положению, и оно даже стало ей нравиться.
А после секса им обоим смешно. Оттого, может, что оба довольны тем, что имеют, и не ищут ничего другого. Вангелис доволен тем, что встретил ее, а она довольна своим положением содержанки.
Берте же неожиданно звонит Шнур. Берта передает Шурке трубку, и та уже не рада, что оказалась рядом.
– Ну, как там наш иностранец? – спрашивает Шнур мягко.
– Не знаю, – говорит Шурка. – Я его не вижу.
– А как Жека?
– Не знаю, – повторяет она. – Я от него ушла.
– А я знаю. Он даже мыться перестал, не то, что бриться. С чего это ты так решила?
– Нашла другого. Хороший мальчик. Люблю его. Поженимся.
– Ну-ну, – прощается Шнур. – Бывай.
Лгать неприятно. Шнур обязательно передаст Жеке, что она нашла молодого, лучше, чем он, и любит его. Получится, что она обманывала Жеку, говоря о своей любви, потому что любовь не проходит так быстро. С другой стороны, если Жека узнает, что она ушла к женатому мужику, еще старше, чем он, только ради денег, он убедится, что она, действительно, проститутка, а ее сердце протестует против этого. Хотя, на самом деле, выходит, что это так...
Ничего не бойся. Не бойся. Не бойся. Все будет не хорошо и не плохо, но как-то будет. Жизнь вовсе не страшная штука – ты не успеваешь испугаться, пока живешь.
Радуйся каждому прожитому дню. Радуйся. Радуйся. И Шурка радуется, что вовремя ушла от Жеки, и что разрыв уже не так болит. Радуется, что нашла общий язык с Вангелисом, и что он ей помогает. Радуется, что Берта вдруг перестала давать ей советы, а стала смотреть сквозь нее, как сквозь призрак, чудом задержавшийся среди живых людей. Радуется, что Шнур пока ни о чем не догадался. Радуется, что приходит Савва. Это самая болезненная радость – до рыданий, до взрыва пульса.
И вдруг звонят в дверь – и входит вовсе не Савва, а Шнур. Шнур, который каким-то образом узнал ее адрес.
– Зачем ты так со мной, девочка? – спрашивает мягко.
Шурка вжимается спиной в стену, прекрасно понимая, что он может сделать с ней все, что угодно, и пытаясь угадать, что он узнал из того, что мог узнать, и на что решился.
– Как?
– Тебя же видят в городе с греком. Мои же ребята, которые его пасут, и видят. А ты мне такую херню городишь…
Шурка пожимает внезапно озябшими плечами.
– Я боялась, что ты Жеке скажешь. Он – дурак. Еще прибьет меня.
– Да мне срать на твоего Жеку! – взрывается Шнур. – Мне не нравится, когда лохи меня вот так прокидывают и думают, что очень хитромудрые!
– Я же уговорила его платить. По-хорошему уговорила. Ты сам видел, – напоминает она. – Я не прокинула тебя.
Шнур задумывается. На его вытянутом лице ничего не отражается. И Шурка понимает, что других претензий к ней у него пока нет. Ничего не бойся!
– Откуда ты адрес узнал?
– Позвонил твоей подруге да и узнал. Делов-то, – отвечает он рассеянно.
Садится на скрипящий диван и проваливается в пружины.
– Что еще? – вежливо осведомляется Шурка.
– Думаю, трахнуть тебя что ли...
– Не надо. У меня месячные, – находится Шурка.
– Ну, тогда хоть отсоси. Или зубы болят? – скалится Шнур.
– Болят.
Он молчит. Смотрит на нее. И чем дольше смотрит, тем тяжелее становится его дыхание.
– Ко мне сейчас подруга придет. Ты, это, давай на выход, – намекает Шурка.
– Пусть приходит – вместе развлечемся!
Шурка замолкает.
– Девочка моя, – вздыхает вдруг Шнур. – Чего ты так выеживаешься? Ты же – блядь, шалава, как все остальные. Что ты такое о себе думаешь? Что писаная раскрасавица? Да будешь подыхать на вокзале и сосать за полкопейки. Еще и не даст никто, слышишь? Я тебя к греку пристроил, я. И так ты мне отплатила! Не знаешь, с кем связалась, моя хорошая. Да завтра твои кости звери в зоопарке съедят и мне спасибо скажут. А от твоего грека мокрого места не останется. Кто он тут такой? Кому он нужен? Тут я хозяин. Я решаю, кому тут жить и сколько кому платить за то, что он коптит мне воздух.
Шурка кивает.
– Верю.
– Ну? – спрашивает Шнур, расстегивая ремень на брюках.
– У меня стоматит. Чесаться будет.
– Ничего, почешу.
– Да пошел ты! Пошел ты в жопу! – взрывается Шурка. – Говорю, не могу, значит, не могу. Мало тебе шлюх что ли?
Он поднимается и идет к ней.
– Шлюх много не бывает.
И в тот же миг Шурка оказывается в его лапах. Чувствует его цепкую хватку и леденеет от его пальцев. Шнур стаскивает с нее брюки, прижав ее спиной к стене, когда раздается стук в дверь.
– Эй, Шнур? Эй, Шнур, ты там?