Скорее всего, поднялся кто-то из охраны. Шнур в расстегнутых штанах распахивает дверь.
– Какого дьявола?!
– Малой звонил. Выловил-таки Буланова. Тебя ждут.
– Пусть ждут!
Шнур оборачивается к Шурке. Она, успев вооружиться кухонным ножом, ожидает только его первого шага.
– За что же ты меня так не любишь, моя девочка? – смеется Шнур.
Он одним прыжком оказывается рядом, стискивает ее запястье, и нож вываливается из разжатых пальцев. Шнур обхватывает ее губы удушающим пылесосным поцелуем – и отпускает ее. Застегивает ремень. Шурка, силясь совладать со свистящим дыханием, смотрит парализованно.
– Весело с тобой, аж встал, – говорит Шнур. – Да некогда сейчас. Надо одного козла распросить подробно. Я вернусь потом. Ты пока подмойся и зубы подлечи. И попку смажь вазелином. И уши закапай. Я скоро приеду.
Шурка падает на пол, словно пристреленная звуком хлопнувшей двери. Потом хватает вещи, кое-как одевается и едет к Вангелису.
– Давай пойдем куда-то... Где много людей, – просит слезно.
– Ты же не любишь, когда шумно, – недоумевает тот.
Шурка ничего не может объяснить. Пьет в ночном клубе мартини и думает, куда пойдет потом. К греку – бесполезно: Шнур и его может стереть в порошок. Ничего не бойся!
Жеке сорок шесть лет, рост – сто семьдесят два сантиметра, вес – сто два килограмма, размер ноги – тридцать девятый, и со стороны он похож на упитанного Винни Пуха, дожившего до среднего возраста с опилками в голове. В молодости был Жека симпатичным взрывным парнем, а потом – облинял, лицо потемнело, голова полысела, и живот стал тянуть к земле.
Когда она ушла, Жека сразу понял, что жизнь кончилась. Раньше от него никогда не уходили женщины, и все дорожные шлюхи вешались на него гроздьями. Но она сказала: прощай! Первая женщина, которая его бросила... Первая, которую он любил с такой страстью.
Если бы что-то не ладилось, если бы она жаловалась, пилила его или пыталась надавить в чем-то, это было бы объяснимо. Но все было хорошо, она говорила, что любит его, а потом встретила какого-то недомерка и в один миг все оборвала. Что она с ним сделала? Отняла все. Убила его.
Ни жена, ни дети, ни новый дом не заменят ее. Это совсем другое. Это вообще параллельный мир. Так Жека чувствует, хотя и не может этого выразить словами. Только не бреется и зубы не чистит. Пил бы – да в завязке. Только курит без продыху. Как он ее любит!.. И как ему больно!.. Убил бы ее – только бы никому не досталась, чтобы никто не прикасался к ней, не играл с его игрушкой так, как играл с ней он.
Жеке не сидится дома и в кабаках ему тошно. По инерции он идет на квартиру Шнура и падает на диван. Вот здесь лежала она... Его девочка... Его Шурочка... Сердце Жеки обливается закипающей от отчаянного бессилия кровью, и душа рвется на части. Он гладит руками одеяло, которым она укрывалась, прижимаясь к нему...
Неожиданно является Шнур, чтобы забрать ключи.
– Дрочишь тут, Жека, что ли? Матрац, матрац, дай еще раз?
Жека отдает ему ключи и отворачивается.
– Убиваешься? – скалится Шнур.
– Не ожидал я, что она меня так кинет...
Жека садится на диван и обхватывает голову руками. Шнур смотрит удивленно.
– Из ума выжил? По каждой шлюхе будешь поминки справлять?
Жека вскакивает.
– Она не шлюха! Она чистая девочка! Замуж хотела – вот и бросила меня...
– Куда? Замуж? Бабла она хотела – и ничего больше. Спуталась с этим греком – он ей башляет. Тут просто все, Жека.
– С каким греком? – глаза у Жеки округляются.
– С тем, к которому я ее приставил. Еще и меня прокинуть хотела – мол, он не повелся. А сама с ним по ресторанам вышивает, твоя девочка, – Шнур ухмыляется. – Ну, я объяснил ей, что нельзя меня обманывать. Нехорошо это. Сегодня – некогда мне этим заняться, устал. А на днях – я ей растолкую, что за такие фокусы обычно по кругу пускают.
– Он же старый мужик, – не может понять Жека. – И женатый. Грек вонючий.
– Бабло не воняет, слышал? С тобой она чего ради зависала? Ради любви? Она – проститутка, Жека. А ты – старый болван.
Шнур равнодушно пожимает плечами.
– Сидишь тут теперь, сопли жуешь...
– Я ее убью!
– Убей, – разрешает Шнур. – Только грека не трогай – с него навар хороший будет. Так вот.
Жека снова садится за руль. Снег бьет в лобовое стекло. Мыслям в голове зябко. Сплошная бесприютность. И холод собачий.
Что теперь делать? Выходит, что сам Жека и виноват: не давал ей денег, не купил ей квартиру. Правда, с деньгами сейчас туго... Но чтобы вот так – безо всякого сердца. Взять и уйти...
Убить ее – убить! Или поговорить хотя бы... Жека звонит Берте, и та отвечает сухо:
– Евгений, не морочьте мне голову. Я не знаю, где вам ее искать.
Около получаса Жека думает, кто такой Евгений. Как-то непривычно звучит его паспортное имя. Все говорят – Жека. Девчонки в дороге просятся в машину:
– Жека, подкинь...
Жена дома вздыхает, глядя на него:
– Что, Жека, опять неприятности?
Да, сплошные неприятности. Где ее искать в городе? Жека снова набирает Берту.
– А, это... не знаешь, где живет?
– Она просила вас ее не беспокоить, – отрезает Берта.
– Понятно...