Посох пилигрима

— Ладно, — сказал я, — пойду к Хансу, попробую как-нибудь все уладить.

— Послушай, Ханс, — сказал я кухмистеру, уже перетащившему злосчастного гуся в кухню, — что это у тебя вышло со стариком?

Ханс, нагло ухмыляясь, ответил мне тоном, какого я от него никогда не слышал:

— Что вышло, то и вышло. А вам, господин маршал, брать еретика под защиту я бы не посоветовал.

В другой раз я бы тут же загнал нахала в тараканью щель, но сейчас сделать этого не посмел — слишком тяжелые последствия могла принести моя горячность и категоричность.

— Насчет того, что мне делать, я у тебя не спрашиваю, — ответил я строго. — А вот что у тебя вышло со стариком, ты мне все-таки ответь.

— Извольте, ваша милость, — с плохо скрытой издевкой ответствовал крестоносец. — Я жарил гуся, когда во двор вышел еретик. А сегодня — шестое июля, как известно день поминовения еретика Гуса, зажаренного в этот день святыми отцами в Констанце. Я и решил поддразнить еретика. И сказанул ему, что, мол, я, Ханс, то есть по-нашему — гусь, жарю их гуся — богемского. Тут он и бросился на меня. А я от неожиданности и упал. А то разве такой дохляк взял бы надо мною верх? Да ни за что на свете!

— Ах, вот в чем, оказывается, дело! — сказал я, махнув рукой, и притворно усмехаясь. — Вы не поняли друг друга. Томаш из-за своей глухоты решил, что ты его назвал гусем да еще и дразнишь, покручивая птицу на вертеле.

— А как же быть с шестым июля? — хитро прищурившись, спросил Ханс.

— Ну, это — чистое совпадение, — ответил я. — Произойди такое пятого или десятого июля, он, наверно сделал бы то же самое.

— Очень я в этом не уверен, господин маршал, — сказал Ханс, и хотя было видно, что расставаться с первоначальной версией кухмистеру жаль, но и совершеннейшей уверенности в том, что он абсолютно прав, у него уже тоже нет.

— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал он, но я почему-то решил, что дальше Ханс никуда не пойдет и развития это дело не получит.

Я вернулся и, как мог, успокоил Томаша.

— Посмотрим, посмотрим, — недоверчиво пробурчал старый гусит, и мне показалось, что таким исходом он вроде бы доволен и впредь поостережется связываться со шпионом инквизиции.

От Томаша я пошел к Армену.

— Ну, что ты думаешь по поводу всего случившегося? — спросил я художника.

— Негодяй и последнее дерьмо, этот твой кухмистер. И ничего хорошего я от него не жду, — зло ответил Армен. — Я тебе, кажется, говорил, что в этот раз пришлось мне малевать вывеску для трактира. Так вот хозяйка трактира оказалась той самой ведьмой, на которую донес инквизиции наш кухарь. Уж честила она этого выродка! Боюсь, как бы и сейчас не пошел он снова по знакомой ему дорожке.

— А черт его знает, — вздохнул я. — Все может быть. Но все же наш замок не деревенский трактир. Со мной сладить не так-то просто. Я все-таки маршал двора, а не содержатель кабака.

Армен печально улыбнулся.

— Ах, Иоганн, Иоганн, — проговорил он тихо. — Будто ты никогда не слышал, что инквизиция добирается и до герцогов, а не только до маршалов их дворов. А здесь тем более речь идет не о тебе, а о пришлом чужаке без роду и племени, которого ты призрел из жалости. Как, впрочем, и меня самого. А ведь и я тоже не без греха.

Я понял, о чем он говорит, но сделал вид, что не понимаю, куда он клонит, и с деланным удивлением поглядел на Армена.

— Ах, ради Бога, не притворяйся. Моя часовня тоже кое-чего стоит. Если они в нее залезут, то и мне, наверное, не поздоровится. — И добавил шутливо: — В общем, собрал ты, дружище, настоящий Ноев ковчег. Только нечистых в нем оказалось куда больше, чем чистых. И вот за это-то может хорошо попасть тебе.

Я понял, что Армен прав, и только для того, чтобы успокоить его и себя, пробормотал неуверенно:

— Будем надеяться, что все обойдется.

— А что еще нам остается? — откликнулся художник.

Я молча кивнул, прощаясь, и ушел понурившись.

Глава V Тимур-Сахибкиран — Победоносный обладатель счастливого сочетания звезд

Остаток дня я провел в ощущении какой-то вины перед стариком-скриптором. И, опасаясь, что ужин ему предстоит скоротать у постели больного Освальда, решил вечерком заглянуть в его комнату. Однако опасения мои рассеялись, как только я перешагнул порог — как и вчера все мальчишки сидели за одним столом, и так же, как и вчера, маленький Тилли сидел, не шевелясь, на краю постели Освальда.

Я сел во главу стола, и поглядев на этих цыплят, оказавшихся в моем ковчеге, почему-то до боли в сердце пожалел их и захотел сделать для них хоть что-то хорошее. Еда стояла перед ними. Покой и довольство собой и друг другом светились у них в глазах. Что я мог сделать для них? И вдруг я вспомнил, что уходя отсюда, я обещал им рассказать о войнах Железного Хромца.

— Ну, что, честные господа, рассказать вам кое-что об амире Тимуре?

— Если он воевал — расскажите! — нетерпеливо воскликнул Вернер фон Цили.