Посох в цвету: Собрание стихотворений

В «Антологию» Бородаевский представил подборку стихотворений, которые позднее были включены им в сборник «Уединенный дол». Редактировали рукописи и формировали состав антологии А. Белый и Эллис (Л. Кобылинский); в связи с возникавшими трениями между редакторами, необходимо было сопровождать черновые рукописи краткими рецензиями на авторов сборника. В наборной рукописи «Антологии» к машинописным копиям стихотворений Бородаевского – «Скиты», «Старцы», «Последний ландыш», «Если сердцу нужно приобщиться радости…» – приложена рукописная копия сонетов с рекомендательной записью Андрея Белого карандашом: «Независимо от данных стихов Бородаевский крупная личность и большой талант. Стихи же данные одобряю . Бугаев»[132]. Уже после выхода «Антологии» редактор «Мусагета» Э.К. Метнер упрекал Андрея Белого: «и если бы я следовал далее тем обещаниям, которые Вы только по слабости воли раздавали направо и налево, то мы издали бы наверно сборник стихов Юрия Верховского, затем Валериана Бородаевского, потом, м<ожет> б<ыть>, статьи Максимилиана Волошина и т. д. ad infinitum»[133]. Ирония заключалась в том, что следующий сборник Бородаевского «Уединенный дол», вопреки воле главного редактора, вышел именно в «Мусагете», и, скорее всего, именно Белый рекомендовал его к изданию.

В конце 1910 г. Бородаевские вновь посетили Петербург, новый год они встречали вместе с семьей А.Н. Толстого. 31 декабря 1910г. Толстой писал А.М. Ремизову: «Если же Вам обоим нельзя будет прийти (что нас очень огорчит), то 2-го января ждем Вас обоих непременно. У нас будет Бенуа и Бородаевский, больше никого»[134].

Те же лица присутствовали и на маскараде у Ф. Сологуба, о котором у М.А. Бородаевской сохранились яркие впечатления; Вяч. Иванов на маскараде не присутствовал, отправив вместо себя Веру Шварсалон с Бородаевскими[135].

Дочь Иванова Лидию и его будущую супругу Веру Шварсалон Бородаевские пригласили погостить в Кшень. В дневниковых записях М. Кузмина за 6 января 1911 г. отмечено: «Зашел к Бородаевским, пил чай, на столе у него книжечка о Ефреме Сирине, разговоры полумосковские, полупровинциальные, успокоительные. Вера и Лидия едут с ними»[136]. В письмах к Вяч. Иванову В. Шварсалон рассказывала о помещичьем быте курской глубинки, всё было в диковинку; из писем мы узнаем о характере Бородаевского: «Вал<ериан> В<алерианович> ведет почти, как мне кажется, келейную жизнь (м<ожет> б<ыть>, от нас он прячется) целый день, с утра до ночи в кабинете, редко после обеда или завтрака присядет на четверть часа от читального стола в гостиной. За обедом у нас с ним интересные разговоры – он мне рассказывает и философствует о <курских?> типах, когда не расспрашивает меня о петерб<ургских> знакомых»[137].

Бородаевский посещал и заседания христианской секции Религиозно-философского общества, которые также проходили на «башне». Всерьез заинтересовавшись славянофильством, в 1910 г. он выступил с докладом «Религиозная правда Константина Леонтьева»[138]. Об одном из таких заседаний вспоминал Андрей Белый: «помню, торжественно заседает совет петроградского религиозно-философского о<бщест>ва <…> или кто-нибудь, близкий Иванову: Бородаевский, Недоброво, иль сектант, иль поэт и т. д.»[139].

В собраниях петербургской секции РФО Бородаевский познакомился с Н.А. Бердяевым и С.Н. Булгаковым, которые пригласили его сотрудничать в московское религиозно-философское издательство «Путь». Е.К. Герцык сообщала Вяч. Иванову в письме от 9 января 1911 г. из Москвы: «Сегодня прямо от нас с чемоданами уехал Бородаевский. Он виделся с Николаем Александровичем и Булгаковым в Княжьем Дворе и сегодня у нас и, хотя десять раз порывался уходить, боялся наскучить и т. д., всё же хорошо под конец разговорился и прочел даже стихи. Бердяев предложил ему написать для “Пути” монографию о Леонтьеве, и он заинтересовался и хочет попытаться»[140].