– Это почему ж маленький? – усомнился Олег Иваныч. Он вообще был настроен довольно мнительно насчет всего, что касалось непосредственно его персоны.
Томас объяснил – почему риск маленький. В ближайшие дни из Ревеля выходит небольшой караван в Ригу, ничего особо ценного там нет – сукно, шерсть, руда да прочая мелочь – потому купцы на охрану не тратились, да и идти-то, прости Господи, тьфу – всего ничего. Вот этот-то караван пиратов на себя и оттянет.
– Ага, оттянет. Ежели они про него узнают!
– Узнают, – заверил Евлампий. – Пираты, брат, все знают!
– К тому же «Пленитель Бурь» – корабль с осадкой малой, у самых берегов пойдете, чтоб…
– Чтоб, ежели что, на камни сесть аль на берег выброситься, – съязвил Олег Иваныч. – Чай, действует еще «береговое право»?
– Не везде, – тряхнув огненно-рыжей шевелюрой, успокоил его Томас.
Уже темнело, когда довольный Томас покинул гостеприимный для него дом православного старосты Евлампия. Шел, напевая:
Крестьянский сын в деревне жил,
Он чудо-кудри отрастил,
Они вились до самых плеч,
Чтобы волной на плечи лечь.
Как шелк был каждый локон,
Под шапкой их берег он…
За ним, таясь в тени нависающих над узкими улицами домов, кто-то скользил неслышно.
Растрепанный мальчишка-ученик арбалетной стрелой вылетел из богато украшенных дверей дома молодого мастера Томаса, споткнулся на ходу, расшиб ногу… Добрый прохожий поддержал его участливо, в сторонку отвел, подорожник приложил к коленке. Пока прикладывал, беседу вел, о жизни мальчишку расспрашивал. А что жизнь – жизнь, прямо скажем, не очень. Как отдала матушка в ученики, так тому уж два года прошло, еще впереди восемь. Новый-то хозяин, мастер Томас, еще ничего, хоть и прижимист. А уж старый-то, хоть и нехорошо так о покойниках говорить, скупердяй был – куда там! Снега зимой не выпросишь. Да и вредный – чуть что, сразу драться. Ремеслу почти совсем не учил, все больше – сбегай, принеси, подай. Слава Богу, помер. Мастер Томас ему не чета! Вчера показывал, как правильно сталь калить, вот это дело! Бегать? Да уж, побегать и при нем приходится, не без этого. Вот, как сейчас, к примеру. На ночь глядя послал в Вышгород, к какому-то шведу. Чтоб быстрей к нему в мастерскую шел… А ежели заупрямится, так, сказывал, спросить, не хочет ли швед тот стать капитаном «Повелителя Бурь». Тьфу-ты, бес попутал… «Пленителя Бурь»… Пленителя, Пленителя, Пленителя… На днях должен отчалить в Новгород. Но… тсс… про Новгород я не говорил. Дело такое… Ой, спасибо тебе, добрый человек, побегу я…
Мальчишка похромал дальше, припадая на правую ногу. Добрый человек посмотрел ему вслед единственным глазом и усмехнулся…
– «Пленитель Бурь», говоришь? В Новгород? Ну-ну.
С утра пораньше в дом герра Альтмайера, агента Ганзейского союза в Ревеле, постучали. Старый слуга, кряхтя, спустился по узкой лестнице вниз, осторожно заглянул в глазок, забранный крепкой решеткой. Странный посетитель. Одет бедно, да еще и кривой на один глаз. А ведь, как гласит примета, – встретить с утра кривого – к несчастью.
– Что вам угодно?
– Господина Альтмайера, – с каким-то варварским акцентом смиренно ответствовал одноглазый. – Дело идет о чести и прибылях Ганзы. Скажи господину, что пришел тот самый Спиридон, что не раз докладывал ему о пиратах.
– Ждите.
Кривой Спиридон – естественно, это был он – покорно уселся на высокие ступеньки крыльца, напротив резной двери. Скрывая небо, над ним нависал второй этаж здания, с закрытыми ставнями, над ним выдавался вперед третий…
По лестнице вновь зашаркали шаги.
– Входите.
Не прошло и часа, как Кривой Спиридон, вполне довольный, вышел из дома ганзейского агента. В карманах его матросской куртки нежной музыкой позвякивали серебряные монеты.
«Пленитель Бурь» – одномачтовый корабль какого-то неизвестного Олегу Иванычу типа – подняв парус, медленно отошел от небольшого причала у старой заброшенной мызы – приземистого строения на замшелом булыжном фундаменте. Из леса к мызе вела узкая дорога… на которой появились вдруг скачущие во весь опор всадники.
– Вон они, вон! – нахлестывая коня, во весь голос заорал первый. – Уходят, триста чертей им в дышло!
Всадники, числом десятка два, подскакав ближе к морю, остановились. Их мокрые от пота лошади тяжело дышали, сбрасывая под ноги пену. В руках всадников виднелись копья и арбалеты, у седел были приторочены большие двуручные мечи. Кровавым светом поблескивали доспехи в свете клонящегося к закату солнца, на головах у большинства были круглые полуоткрытые шлемы – во Франции такие назывались саладами.
– И все-таки они ушли, – провожая недовольным взглядом уходящий корабль, констатировал факт главный – в шлеме, украшенном белыми перьями. – Что ж, придется нагнать их в Нарве.
– А рыцари? – задал вопрос кто-то.
– С рыцарями – договоримся, – с усмешкой ответил главный.
Когда всадники выехали из леса, нижний край красного солнца уже опускался в море.
– В Нарву так в Нарву, – шептал про себя тот, что скакал последним, в рваной матросской куртке, с единственным, горящим злобным огнем, глазом.