Посол Господина Великого (Новгородская сага - 2)

Видно, решил парень, что даст. Потому и повернул налево да зашагал, не оглядываясь. Быстро шел, от встречных лицо отворачивал - таился. Впрочем, всем не до него было - на Торг спешили, а кто - уже и с Торга, с прибытком. Пересмеивались. Пара всадников пронеслась, свернула к Явдохе. Один оглянулся на повороте. Увидев парня, присмотрелся... нахмурился. Бороденкой тряхнув козлиной, крикнул что-то напарнику, сам же, от корчмы поворотив, вихрем чрез дорогу пронесся, к садам яблоневым. Там и запрятался, ожидая. Парня глазами злобными проводив, выбрался, хлестнул коня - в миг един до Федоровского ручья добрался, заворотил в усадьбу:

- Батюшка боярин, шпыня худого на Загородской видал. Имать ли?

Выехав из ворот, медными полосами обитых, помчались вдоль по Московской дороге всадники, числом трое, да с ними возок крытый. А солнышко светило весело, припекало! Березки росли вокруг Святой Софьи храма белокаменного. Славные такие, белоствольные, а листва - нежная-нежная, ровно шелк али щеки девичьи. Трава вокруг зеленела ярко - не трава, перина пуха лебяжьего! Ногой ступить жалко - прилечь бы, голову преклонив вон туда, к одуванчикам, да вздремнуть до вечера. А и не дремать, просто так поваляться, в небо глаза уставя. Высокое небо, летнее, цветом - синее-синее, кто море видал - скажет, что - ровно море, ну, а кто не видал - с колокольчиком-цветком сравнивали, да еще с очами русалочьими, хоть и грех это - русалок поминать да прочую нечисть, рядом с храмом-то Божьим.

За березками, у коновязи, смирно - тоже, видно, лень было шевелиться стояли лошади. Белые, во-роные, гнедые. Средь них и конек неприметный, масти каурой. В торбе овес жевал, ушами прядал. Олега Иваныча конек, человека житьего.

После обедни повалил народ из храма. Бояре, купцы, софийские... Черные клобуки, рясы, плащи нарядные, летние - красные, желтые, лазоревые - всякое платье смешалось, шутки слышны были, да такие иногда, что хоть уши на заборе развешивай - не больно-то боялись Господа люди вольные новгородцы. Лишь инок какой, услышав, головой качнет осуждающе... а то и про себя посмеется, кто его знает. Май, июнь скоро...

Во владычных покоях лестница - чисто, с песком, выскоблена. Ступеньки высокие, в сенях прохлада. Поднялся Олег Иваныч в сени, в полутьме нащупал дверь знакомую.

Не сразу и нашел Феофила-владыку - тот у киота стоял, молился. Услышав шаги, обернулся - узнал. - Ну, здрав буди, Олег, свет Иваныч. Ждал, что придешь. И что вернулся недавно, слышал.

Олег Иваныч поклонился молчком, руку приложив к сердцу. По знаку владыки на скамейку уселся, чуть к столу подвинув. Сдал, сдал владыко Софийский! Высох весь, вроде даже и ростом стал меньше. Видно - не сладок власти великой хлебушек! Однако глаза по-прежнему смотрели пронзительно... Взглянул - ровно дыру выжег. Велел:

- Докладывай!

Про все рассказал Олег Иваныч. Конечно, что дела касалось. О серебряных деньгах фальшивых. Про то, что поведал ему Кривой Спиридон, покойный.

- Куневический погост, говоришь, - выслушав, задумался владыко. Знакомое место. То в Обонежье Нагорном, там, где Олекса сгинул. Так, ты говоришь, это Ставр его?

- Мыслю так, - кивнул Олег Иваныч. - Само собой, не сам. Людишками.

- То ясно, что людишками. Зачем вот?

Встав с лавки, Феофил подошел к распахнутому окну, вдохнул пахнущий цветущим шиповником воздух. Где-то в кустах заливисто пел соловей.

- Эк, как выводит, - неожиданно улыбнулся владыка. - А ведь совсем неприметная птаха. - Он посмотрел на Олега: - А про Ставра, думаю, ты верно мыслишь. Вот у него откуда доходы-то, не с вотчин разоренных! Видоки прямые есть ли?

Олег Иваныч только развел руками. Откуда ж им быть, свидетелям-то? Кривой Спиридон умер. Тимоха Рысь да Митря Упадыш? Может, что и скажут, если схватить побыстрее, да поприжать...

- Схватить? - Феофил вздохнул, покачал седой головой - постарел, постарел владыко, не тот уж стал, что раньше. - Не можем мы сейчас Ставровых людишек хватать без доказательств веских, ох, не можем! Силен Ставр, глядишь - вот-вот посадником станет, к тому все идет. Да и... - владыко оглянулся по сторонам - это в собственной келье-то! - и понизил голос: Слухи идут, будто московский государь Иван Васильевич Ставру поддержку оказывает. Слухам тем - верю. - Феофил снова вздохнул. - Многое изменилось в Новгороде, Олег, многое. Вечники - мужики худые, - воду мутят, за Москву... то не сами по себе мутят, кормит их кто-то.

- Да ясно, кто кормит, - Ставр!

- Может, и он... Многие ж купцы да бояре - за подмогу литовскую, за короля Казимира.

- Так Казимир же ничего не обещал, а князь Михайло Олелькович по весне еще на Киев отъехал!

- То и плохо. Чувствую, не убережет своей воли Новгород, ни сил уж нет, ни единства. Все друг с другом собачатся, лаются, аки псы. Митрополит Филипп из Москвы увещевает, чтоб не перешли б мы в веру лазскую, католическую. Да нешто такое можно? В латынство-то? Душу поганить... Лучше уж пусть Иван. По Ялжебицкому-то миру - пущай так и будет!