Посол III класса

14 сентября 1770 г. Фридрих II направил Екатерине письмо с предложением прусско-австрийского посредничества при заключении мира между Россией и Турцией.

16 сентября это письмо было представлено Совету. Выступая на его заседании, Панин впервые сформулировал русские условия мира. Они сводились к четырем пунктам: присоединение к России Азова и Таганрога и свобода торгового мореплавания в Азовском и Черном морях; генеральная амнистия «всем тем, которые для своей защиты подняли против Порты оружие»; «татарам, если они отторгнутся от власти турецкой, оставаться в независимости»; объявление независимости Молдавии и Валахии, утверждение русско-турецкой границы по Дунаю.

Предложение Фридриха II о посредничестве Панин решительно отверг, относительно же добрых услуг выразился следующим образом:

— Добрые оффиции, кои король прусский предлагает, избегнуты быть не могут, потому что никакой двор своему приятелю и союзнику не волен запретить употреблять свои старания и советы для пресечения военных действий.

Екатерина одобрила мнение Панина. Немедленно Фридриху II было отправлено собственноручное послание императрицы. Получив его, король пришел в ярость, но, поразмыслив, решил:

— Мое маленькое путешествие в Моравию расположит русскую императрицу к миру больше, чем все ее военные победы.

Действительно, известия из Нейштадта вызвали беспокойство в Петербурге. Австро-прусское сближение нужно было остановить любой ценой.

Тут вспомнила Екатерина о давнем разговоре русского посланника в Берлине князя Д. А. Голицына с принцем Генрихом, братом Фридриха II, состоявшемся еще в феврале 1770 г. Будто ненароком принц обмолвился о том, что Фридрих II посылает его летом в Стокгольм, чтобы уговорить шведскую королеву (родную сестру Фридриха II и Генриха) сохранять мир с Россией, а от Стокгольма, мол, недалеко и до Петербурга.

В начале сентября Екатерина дала знать Фридриху II, что будет рада принять его брата в Петербурге.

В конце сентября принц Генрих выехал из шведской столицы. 29 сентября в два часа пополудни камергер Александр Юрьевич Нелединский-Мелецкий встретил Генриха на русско-шведской границе. За пограничным шлагбаумом принца ждала русская карета.

1 октября через Фридрихсгам и Выборг в сопровождении скромной немецкой свиты и пышного кортежа русских придворных Генрих прибыл в Парголово, где был встречен приставленным к нему для почетного сопровождения генерал-поручиком и кавалером Александром Ильичем Бибиковым.

В Петербурге принца поселили в доме покойного канцлера А. П. Бестужева. Перед окнами отведенных почетному гостю апартаментов был выставлен караул кавалергардов.

На следующий день в первом часу пополудни от канцлерского дома по направлению к Зимнему дворцу отправились четыре кареты, заложенные цугом. В первой следовали состоявшие при принце камергеры Степан Степанович Зиновьев и Алексей Кириллович Разумовский. В двух других — королевский прусский полномочный министр граф Сольмс, свиты Его Высочества кавалеры граф Гордт, камергер Врек, камер-юнкер Книпгаузен, майор Шверин и ротмистр Капенгенист.

Замыкала процессию раззолоченная придворная карета с двумя гайдуками на запятках, в которой помещались принц с Бибиковым. Перед ней ехали верхом два ездовых конюха, по бокам семенили два скорохода, отгонявшие любопытных.

У дворца принца приветствовала барабанным боем и военной музыкой рота лейб-гвардейцев.

Когда Генрих следовал в апартаменты императрицы через анфиладу пышно убранных комнат, двустворчатые двери распахивались при его приближении как бы сами собой. Вымуштрованные лакеи чутким ухом безошибочно определяли, когда высокий гость достигал середины зала.

По мере приближения к покоям императрицы свита Генриха обрастала придворными. В первом зале принца встретили камер-юнкеры Михаил Михайлович Щербатов и Александр Николаевич Щепотьев. Во фрейлинской к ним присоединился гофмаршал Григорий Никитович Орлов. В парадном зале ожидал необъятно толстый, с заспанным, скучным лицом обер-гофмаршал князь Николай Михайлович Голицын.

Таким порядком промаршировали в аудиенц-камеру, где уже был накрыт стол. Здесь свитские остались, а принц был препровожден на личную половину, где его ждала Екатерина с графиней Анной Карловной Воронцовой.

Внешность принца в первый момент произвела на Екатерину неблагоприятное впечатление. Он был ниже императрицы на полголовы, тщедушен, сутуловат и неловок. Несоразмерность фигуры подчеркивала большая голова с необыкновенно густыми вьющимися полосами, зачесанными в огромный тупей. Стоило этому смешном} карлику поднять голову от ее руки, как на Екатерину посмотрели большие выразительные глаза. Взгляд принца был проницателен и умен. По русскому обычаю, она поцеловала его в лоб.