Посол III класса

— Боюсь, Ваше Высочество, что не смогу оценить по достоинству такой великолепный подарок.

Хан продолжал настаивать. Тогда Тотт, тщетно пытаясь не давать волю оскорбленным чувствам, заметил:

— Разве вы не понимаете, Ваше Высочество, что мое положение мешает мне принять этот подарок? Ваши мальчики русские, как могу я принять подданных державы, которая находится в дружеских отношениях с моим королем?

Теперь Керим-Гирей уже не скрывал насмешки:

— Я не думаю, что вы правы. Рабов рождает война, а дружба имеет привилегию их дарить и получать. Вот все, что я знаю. Впрочем, чтобы примирить нас, я готов поменять шесть русских мальчиков на шесть грузинских, и все устроится.

— Но и это не так легко, как вы думаете. Я вижу перед собой еще одно препятствие, которое нелегко преодолеть.

— Какое?

— А моя религия?

— Этого вопроса я предпочитаю не касаться.

Уловив смену настроения хана, Тотт торопливо произнес:

— Впрочем, Ваше Высочество, думаю, что если бы вы предложили мне шесть красивых девушек, то я мог бы потерять голову и забыть о предписаниях моей религии. Самая сильная добродетель не устоит перед определенными соблазнами.

— Не думайте, что я этого не понимаю, мой друг, — сказал Керим-Гирей. — Но у меня тоже есть обязательства перед моей религией. И они запрещают мне дарить рабынь христианам. Женщин мы предпочитаем сохранять, чтобы обращать их в свою веру.

— Ужели мужчины менее заслуживают того, чтобы быть обращены в мусульман, чем женщины?

Конечно, нет. Но мудрость Пророка все предусмотрела. Подумайте сами: мужчина даже в неволе всегда стремится к свободе, его дух нелегко сломить. Только Аллах может подействовать на его душу. Мы считаем, что обращение в нашу веру мужчин — это всегда чудо. С женщинами же все гораздо проще, они готовы верить любой чуши, которую несут их возлюбленные. Да, мой друг, любовь — это великий миссионер. Когда она появляется, женщины теряют способность рассуждать.

Тотт не нашелся что ответить.

* * *

Вскоре после возвращения из набега Керим-Гирей скончался при загадочных обстоятельствах. Тотт, убежденный, что хан был отравлен пользовавшим его лекарем молдавского господаря греком Сиропулосом, присутствовал при последних минутах его жизни.

Хан умирал мужественно. По его приказу рядом с палаткой турецкий оркестр пиликал назойливую веселую мелодию, фиглярствовали комедианты, кувыркались акробаты в шелковых шароварах.

Последнее, что хан спросил у Тотта уже не повиновавшимся ему языком, было:

— Вы помните того турецкого эмира, которого я приказал запороть плетью?

Тотт не успел ответить, глаза хана остекленели.

Канцелярия киевского генерал-губернатора подвела страшный и юг ущерба, нанесенного елизаветградской провинции. В плен было взято 624 мужчины и 559 женщин, найдено порубленных и погребенных мужчин 100, женщин 26, угнано рогатого скота 13567, овец и коз 17100, лошадей 1557; сожжено церквей 4, мельниц водяных 3, ветряных 3, домов 1190, винокурен 1; сгорело в домах разною хлеба четвертей 6337, коп 920, мешков 70, сена пудов 10 817, копиц 1883, скирд 73 1/3, подожжено, но не догорело изб 53.

Так закончилось то, что Владимир Сергеевич Соловьев впоследствии называл «последним в нашей истории татарским нашествием».

Глава IX КОНСТАНТИНОПОЛЬ — ЕДИКУЛЕ — ДЕМОТИКА Март 1769 — осень 1770 г.

В начале марта 1769 г. военные приготовления турок наконец-то подошли к концу.

В окрестностях Константинополя, на поле Дауд-паша, где был назначен сбор войска, янычары водрузили бунчук, перенесенный от Дома великого визиря. Отборные воины первой орты янычарского корпуса круглосуточно охраняли символ воинской доблести Османов. Вокруг на брошенных на землю соломенных циновках расположились улемы, читавшие молитвы за успех турецкого оружия.

10 марта к месту сбора направились седельный, кузнечный и другие ремесленные цеха, назначенные быть в обозе великого визиря. Несметные толпы любопытных собрались в этот день на поле Дауд-паша. Сам султан в восьмом часу поутру приехал посмотреть на торжественную церемонию, которая продолжалась до шестого часа пополудни.

Шествие открывала рота янычар, маршировавших с обнаженными саблями. За ними двигалась повозка, запряженная парой быков. В ней стоял турок, одетый в платье анатолийского крестьянина. Он горстями зачерпывал из находившихся на дне повозки мешков зерна и бросал их в землю. Действия его, сопровождавшиеся призывами к поражению врагов султана, должны были символизировать труд землепашцев, на которых ложилась нелегкая обязанность прокормить огромное войско. Толпа неистовствовала.

За крестьянином верхом на богато убранном верблюде выступал чтец Корана, заунывно оглашавший суры священной книги мусульман.