Задумавшись о вириланской девушке, Уни рассеянно покрутил в руках писчее устройство. Если в Герандии пользовались гусиными перьями и пергаментом из телячьей кожи, то в Вирилане в ходу были более изощренные технические устройства. Из двух деревянных половинок складывали полую трубку, скрепленную миниатюрными резными замочками. Внутри находилось что-то вроде плотной, скрученной в жгут кисти, пропитанной черным, быстро засыхающим на воздухе маслом. Если масло заканчивалось, трубочку втыкали тыльной стороной в специальный контейнер, из которого состав для письма вновь пропитывал жгут – и так по многу раз. Писать этой сложносоставной кистью надо было на очень тонких, но прочных листах из какого-то белого материала, легко мнущегося, но очень прочного на разрыв. В этом Уни имел возможность убедиться, когда попытался уничтожить неудавшийся вариант своих записей – разорвать их на мелкие клочки у него просто не хватило сил, а сжечь было нечем. Вместо масляных ламп, как в империи, вириланы использовали свои любимые светящиеся грибы (или мох – Уни никак не мог в точности прояснить эти необходимые детали). Но если в пещерном храме Земли и туннеле с подземной рекой они присутствовали, так сказать, в натуральном виде, то для построенных людскими руками помещений вириланы делали небольшие предметы интерьера, то ли измельчая, то ли как-то иначе перерабатывая исходный материал. В результате в маленькой комнатке, где жил Уни, стол для письма сам светился в темноте, да так, что для сна, наверное, придется его чем-нибудь накрыть. Да вот хотя бы одеждой. Вириланский пергамент же, будучи довольно плотным, на свету становился прозрачным, за исключением уже написанных на нем букв. В результате создавалось полное впечатление нещадной порчи мебели, ибо при таком раскладе все время казалось, что пишешь на самом столе.
Итак, что же там сейчас можно прочитать? Уни прибег к своему испытанному методу побороть лень, просматривая написанные ранее строки для того, чтобы постепенно войти в ткань повествования и преодолеть, наконец, тонкую грань между чтением текста и его созиданием.
«Мы уже пять дней в пути. Сначала – в подземной лодке, потом – на лошадях. Местность не блещет особым разнообразием, и если поначалу все эти леса-холмы-речушки-камни-мхи еще восхищали, то теперь воспринимаются как заурядный и даже где-то поднадоевший пейзаж. Хоть раз увидеть бы колосящиеся нивы, где зреет кормящее империю вириланское зерно! Не той дорогой идем, надо полагать. Нет, тут изредка попадаются какие-то селения, но все они были лишь бесконечным отражением того, первого вириланского населенного пункта, который мы увидели сразу, как высадились на эту землю. Очевидно, что любая самая крошечная деревушка местных жителей должна включать в себя закрученные спиралью лабиринты домов с весьма нечеткой границей между ними и окрестными деревьями-холмами-камнями-прудами. В отличие от империи, да и всего прочего вменяемого Дашторниса – Обозримой земли, – вириланский город не представляет собой некой визуальной целостности, если смотреть на него со стороны. Наоборот, вириланы сделали все возможное, чтобы с любой точки обзора был виден ровно один, строго конкретный дом и ничего более из того, что есть вокруг. А в доме, надо полагать, только конкретный угол сада, комната и так далее. Видимо, чтобы, не приведи Светило, находящийся там вирилан даже на мгновение не заподозрил, что рядом может быть кто-то еще, кроме него самого.
По крайней мере, именно такое впечатление создавалось, когда Онелия размещала нас на ночлег в такого рода домах. Были ли это гостиницы, приюты для пилигримов или частные владения – об этом можно только гадать. Зато каждому члену миссии всегда предоставлялось отдельное помещение и персональный комплект еды. Но через три дня даже эти странные селения закончились, и вокруг пошла уже совершенно дикая, нетронутая природа. Энель посол прозорливо (Уни задумался, а потом с ухмылкой подчеркнул это слово) заметил, что, насколько он может судить, огромные просторы Вирилана гораздо менее заселены, чем территория империи. Ночевать уже приходилось в придорожных строениях, видимо специально предназначенных для таких, утонувших в этой глуши, путников, а питаться – прихваченными с собой припасами.