Пока мы летели над крышами и увитыми плющом стенами моего родного маленького гетто, я смотрела в окно. И перевела дух, только когда мы пересекли зону, где кирпичи, дерево и плющ моего детства сменились полимерами и биороботоплотью Хозяев, а паутина переулков уступила место аналогам улиц в другой топографии. Здания-существа разрушали и заменяли другими. Стройплощадки напоминали скотобойню, собачий питомник и каменоломни одновременно.
Нас было человек двадцать: пятеро послов, кучка служащих, и мы. Скайл и я улыбались друг другу сквозь маски, вдыхая испарения портативных эоли. Скоро, слишком скоро мы уже опустились на какую-то крышу и последовали за нашими компаньонами наружу, вниз и внутрь какого-то сооружения в городе.
Сложное, многокомнатное строение, углы которого меня ошеломили. Все, кто когда-либо превозносил мое самообладание, покатывались бы со смеху, если бы видели, как я буквально шарахалась по тем комнатам. Их потолки и стены кишели некими формами механической жизни, напоминавшими помесь краба с цепью. Один добрый служитель сжалился и повел Скайла и меня. Наша группа обходилась без проводника-ариекая. Мне хотелось потрогать стены. Я слышала, как бьется мое сердце. Слышала голоса Хозяев. И вдруг мы оказались среди них. Я еще никогда не видела столько Хозяев сразу.
Комната была живой, ее клетки переливались всеми цветами радуги. Ариекаи говорили поочередно, а послы пели чужие слова вежливости. Из перистальтирующего коридора выплыли еще Хозяева, они были в последнем возрасте и двигались величаво-бессмысленно. Нам свистнул какой-то мост.
Впервые в жизни я увидела молодь Хозяев: курящийся паром питательный бульон бурлил от кишевших в нем угрей. Чуть дальше были ясли-драчунки, где свирепый молодняк второго возраста развлекался и убивал друг друга. В зале, все пространство которого было исчерчено дорожками, подвешенными на сухожилиях, и платформами на мускулистых конечностях, сотни ариекаев с протянутыми дающими и расправленными спинными крыльями, красиво изукрашенными чернилами и натуральным пигментом, ожидали начала Фестиваля Лжецов.
Для Хозяев речь была мыслью. Для них сказать или притвориться, будто говоришь неправду, было все равно, что для меня поверить в заведомую ложь. Их Язык, не имевший названий для того, что не существовало в действительности, не позволял им даже думать об этом; сны были для них реальнее вымысла. Если в мозгах у кого-то из них и возникали какие-то продукты воображения, то они наверняка были туманными и оставались в породивших их головах.
Зато наши послы были людьми. И они прекрасно могли лгать как на их Языке, так и на своем, к непреходящему восторгу Хозяев. Такие айстедфоды [1]
лицемерия не существовали – да и откуда им было взяться? – до появления терранцев. Но с тех пор, как возник Послоград, Фестивали Лжецов проводились регулярно: это был один из наших даров Хозяевам. Я о них слышала, но и мечтать не смела оказаться на одном из них.Наши послы бродили среди сотен поскуливающих ариекаев. Служащие, Скайл и я – все, кто не мог здесь говорить, – наблюдали. Комната была испещрена отверстиями: я слышала ее дыхание.
– Они приветствуют нас, – сказал мне Скайл, прислушавшись к голосам вокруг. Прислушался еще. – Они говорят, что сейчас увидят, гм, мне кажется, чудеса. Он просит нашего первого что-то там выйти к зрителям. Это что-то сложносоставное, подожди, э-э… – Он напрягся. – Нашего первого лжеца.
– Как это по-ихнему? – спросила я.
– Ой, ну ясно как, – сказал он. – Тот-кто-говорит-то-чего-нет, что-то в этом роде.
Мебель экструдировалась в комнате по мере того, как та организовывала себя в амфитеатр. Посол МейБел, пожилые, стильные женщины, вышли и остановились перед ариекаем, в дающем крыле которого появилось что-то вроде волокнистого гриба. Длинные волокна скользнули в отверстия на спине зелле, юлившей у его ног, и похожая на гриб штука издала звук и засверкала, быстро меняя цвета, среди которых то и дело мелькал перламутрово-синий.
Хозяин заговорил.
– Он сказал: «Опиши это», – прошептал Скайл. МейБел ответили, Мей подрезом, Бел – поворотом.
Вдруг ариекаи все, как один, начали сучить ногами. Возникло напряженное возбуждение. Они покачивались и болтали.
– Что они говорят? – спросила я. – МейБел? Что они?…
Скайл посмотрел на меня, как будто не веря.
– Они говорят: «Оно красное».
МейБел откланялись. Ариекаи продолжали шуметь, когда их место занял посол ЛеРой. Ариекай на сцене приласкал свою зелле, и привязанный к ней объект изменил форму и цвет, превратившись в большую зеленую каплю.
– Опиши это, – снова перевел Скайл.
ЛеРой переглянулись и начали.
– Они говорят: «Это птица», – продолжал Скайл. Ариекаи забормотали. Существительное служило кратким обозначением местной крылатой формы жизни, а заодно и послоградских птиц. ЛеРой заговорили опять, и некоторые из ариекаев завопили, потеряв над собой контроль.