Посреди России

Но в звоне гитары, в этих новых для Лены песнях слышалась иная жизнь — та, навстречу которой она должна выйти в этот год. И еще ей все чудилось, что голос темненького быстроглазого туриста, заговаривавшего с ней утром, слышен совсем близко, под окном. Она не удержалась, приподнялась над подушкой, отвела занавеску.

Белые ночи уже прошли, но с неба еще струился ровный матовый свет, смешанный с закатным полымем. Остекленевшее на безветрии озеро отбрасывало этот слабый свет, высвечивало ближние к воде строения и особенно палатку. Ее яркий бугорок сразу бросился в глаза, казалось, туда, за камни, насыпали горку горячих углей.

— Олена, ты чего?

Она вздрогнула и опустила занавеску.

В растворенной на ночь, как и повелось в это жаркое лето, двери стоял отец, не переступая порога из сеней.

— Ты чего, говорю?

— Ничего…

— А ничего, так спи давай! — нестрого приказал отец, слегка почесываясь и тревожно прислушиваясь к песне с озера.

Лена поняла, что разбудила его скрипом кровати, а может, он и вовсе не спал. Она старательно свернулась под тонким одеялом, прислушиваясь и к песням, и к шагам отца. Вот он пробосоножил до половикового полога, за которым спал все лето, пошуршал постельником.

— Веселье их разбирает, — услышала она. — Песни, на ночь-то глядя. Матки нет, она бы их живо…

Мать срочно выехала в Петрозаводск, чтобы навести порядок в семье своей сестры, муж которой снова развинтился, да заодно обговорить у них же угол для Лены, пожелавшей сдать документы в университет с задумкой на хирурга.

День приезда Лены в Петрозаводск был назначен, и она жила теперь ожиданием заветного часа, когда можно будет подкараулить хлебную машину, сам-третьей сесть в кабину и махнуть за сорок километров на пристань. Там большое село, оттуда до города ходят быстроходные красавицы «кометы» мимо Кижей и мелких церквушек, одинокими маковками торчащих по берегам Онего. «Скоро, скоро!» — твердила Лена, радуясь, что кончилась школьная жизнь с надоевшим интернатом, с ожиданием попуток по субботам и понедельникам. Она представляла себя студенткой, испытывая при этом ненасытную жажду чего-то нового, заслонявшего страх даже перед экзаменами.

Лена никогда не жила в городе дольше двух-трех дней, да и то мать или тетя брали ее потолкаться у прилавков универмага, поэтому городская жизнь рисовалась ей как очень нарядная, красивая, сама она хорошо учится и еще… Это «еще» особенно сегодня примешивалось ко всем ее мыслям и представлялось то бакенбардами туриста, то дремучей угрюмостью глаз Сашки Морозова, соседа и единственного парня в деревне. Вся ее душа была охвачена какой-то предпраздничной сутолокой. Она крепко-накрепко обхватила руками свои тугие колени, прижала их к груди и замерла, ощущая губами их прохладную гладкую кожу. «Скорей бы утро…» — подумалось ей, но она не призналась себе, что вместе с утром она ждет встречи с туристом, ничуть не досадуя, что смотрят на нее Сашкины глаза.

Сашка Морозов только что вернулся из армии на свой лесопогрузочный причал. За время службы в голове его сложились всякие планы, вроде вербовок, отлетов, отплытий, но победил главный — Лена. Он не мог понять, как могла она так измениться за какие-то два года, как сумела так ловко вытянуться и налиться молодостью.

Тихая, работящая и добрая в отца, она унаследовала от матери широкое лицо, густые русые волосы, заплетенные в толстую косу, и некрупные, чуть хитроватые, совсем не идущие к ее характеру глаза. Когда Сашка увидел ее новую, мягкую походку, услышал ее голос, полный какой-то сдержанной радости жизни, он был так ошарашен, что неделю ходил, как спросонья. Потом он купил мотоцикл, чтобы возить Лену по понедельникам в интернат, а по субботам — обратно. Но она не приняла его услуг — постеснялась, и Сашка гонял свой мотоцикл без дела. По выходным он уезжал в другие деревни, в отдаленные бригады лесорубов и так уходил своего «ИЖа», что весной едва собрал. Когда на днях приехали туристы и запели под окошком Лены, он глушил их песни адским грохотом мотора, срочно поставив мотоцикл на два чурбана, поскольку оба колеса были сняты на профилактику.

«И чего грохочет?» — хмурилась Лена, догадываясь о Сашкином состоянии, но не желая о нем думать.

2