Посреди серой мглы (ЛП)

— Нас куда-то перевозят. Мне Андрюс сказал, — выдохнула я.

— Может, домой, — предположил Йонас.

— Может, — сказала мама. — А может, в какое-то лучшее место.

— Может, к папе, — добавил Йонас.

— Мама, мы не подписали те документы. Ты не видела, какое у Андрюса было выражение лица, — сказала я.

— А где Андрюс? — спросил Йонас.

— Не знаю, — ответила я. — Его в списке нет.

Мама пошла искать Андрюса и госпожу Римас. Я же принялась наматывать круги по дому.

Доски пола скрипели — папа ходил туда-сюда по комнате.

— Лучше в Швецию, — сказала мама.

— Это невозможно, — объяснил папа. — Их единственный вариант — Германия.

— Костас, мы должны помочь, — сказала мама.

— Мы и помогаем. Они сядут на поезд в Польшу, и оттуда мы организуем им переезд в Германию.

— А документы?

— Готовы.

— Мне было бы спокойнее, если бы они были в Швеции, — сказала мама.

— Не получится. Германия.

— А кто едет в Германию? — крикнула я из столовой.

Стало тихо.

— Лина, я не знала, что ты здесь, — сказала мама, выходя из кухни.

— Я уроки делаю.

— Коллега твоего отца едет в Германию, — ответила мама.

— Вернусь к ужину, — сказал папа и, поцеловав маму в щёку, быстро пошёл к чёрному ходу.

Новость о нашем будущем переезде разгорелась в лагере — так от одной искры вспыхивает керосин. Люди то выбегали, то забегали в дома. Молниеносно распространялись слухи. Версии менялись ежеминутно, одна ужаснее и тревожнее другой. Кто-то утверждал, будто в лагерь привезут ещё энкавэдэшников. Кто-то говорил, что видел группу энкавэдэшников, которые заряжали винтовки. Правду никто не знал. Улюшка открыла дверь домика, о чём-то поговорила с Йонасом и быстро вышла.

— Она маму ищет, — сказал Йонас.

— Она что-то знает? — спросила я.

В дом забежала госпожа Грибас:

— Где ваша мама?

— Пошла искать Андрюса и госпожу Римас, — ответила я.

— Госпожа Римас у нас. Приводите маму к господину Сталасу.

Мы ждали. Я не знала, что делать. Паковать чемодан? Мы сейчас уезжаем? Или, быть может, Йонас прав? Может, мы едем домой? Но ведь мы не подписали. У меня перед глазами так и стояло тревожное выражение лица Андрюса, когда тот говорил, что мы в списке. Как он узнал, что в нём есть наши имена? И откуда знал, что его имени там нет?

Мама вернулась. В доме Лысого было не протолкнуться. Говорили всё громче и громче.

— Тише, — сказал мужчина, что накручивал часы. — Прошу всех сесть. Давайте послушаем Елену.

— Это правда, — начала она. — Существует список людей, которых будут перевозить.

— А откуда Андрюс узнал? — спросил Йонас.

— Госпожа Арвидас получила некую информацию. — Мама отвела взгляд. — Не знаю, как именно. Я в списке, и мои дети тоже. Госпожа Римас в списке. Госпожа Грибас, вы не в списке. Это всё, что мне известно.

Люди тут же принялись спрашивать: «А я?», «А мы?»

— Успокойтесь. Она уже сказала всё, что знает, — остановил их Лысый.

— Интересно, — произнёс господин с часами. — Госпожа Грибас не в списке. А она не подписала. Значит, речь идёт не о тех, кто не подписал.

— Ну пожалуйста, — умоляла госпожа Грибас, — не оставляйте меня здесь одну!

— Хватит разглагольствовать. Мы ведь ещё не знаем, что происходит, — сказал Лысый.

Я пыталась увидеть закономерность. Как нас отбирали для будущей перевозки? Но не видела. Психология сталинского террора, похоже, состояла в том, что никто не знал, чего ожидать дальше.

— Нужно быть готовыми, — сказал господин Лукас, накручивая часы. — Вспомните, как мы ехали сюда. А у нас сейчас и близко нет той силы. Раз уж придётся куда-то переезжать, то нужно подготовиться.

— Вы же не думаете, что нас снова загонят в те вагоны? — испуганно проговорила госпожа Римас.

Люди вскрикнули.

Как мы можем подготовиться? Еды ни у кого нет. Мы недоедали, ослабли. Продали и обменяли почти все ценные вещи.

— Раз уж это правда, и я не еду, то я подпишу, — заявила госпожа Грибас.

— Нет! Так нельзя! — сказала я.

— Перестаньте, — обратилась к ней госпожа Римас. — Попытайтесь рассуждать здраво.

— Я рассуждаю очень даже здраво, — сказала госпожа Грибас, глотая слёзы. — Если вы с Еленой уедете, я здесь буду практически одна. А если подпишу, то мне позволят учить детей в лагере. Хоть русский у меня и слабоват, но учить я могу. А когда останусь одна, мне понадобится возможность ходить в село. Туда меня отпустят только если я подпишу документы. Так я смогу писать вам письма. Вот как следует поступить.