Посреди серой мглы (ЛП)

Он опустил мешок на снег и протянул руки к папке. Отодвинувшись от него, я открыла её. Руки у меня дрожали. Там были фотографии нашей семьи, какие-то документы. Сердце у меня упало. Всё было написано по-русски. Я взглянула на Андрюса, и он выхватил у меня папку.

— Ну пожалуйста, — умоляла я. — Скажи, что там написано.

— Ты в самом деле думаешь только о себе? Или просто такая дура?! Они ведь и тебя, и твоих родных поубивают! — сказал он.

— Нет! — Я схватила его за руку. — Ну пожалуйста, Андрюс. Может, здесь написано, где мой папа, и его можно будет найти. Ты слышал его там, в поезде. Я могу сделать так, чтобы он нас нашёл, смогу передать ему свои рисунки. Мне просто нужно знать, где он. Я… я знаю, ты можешь меня понять.

Он взглянул на меня и открыл папку.

— Я не настолько хорошо читаю по-русски.

Он быстро просматривал страницы.

— Ну что там?

— Студенты в академии…

Он оглянулся через плечо.

— Написано «художница». Это ты. Твой отец… — Он указал на какое-то слово пальцем.

— Да, что?

— Местонахождение.

Я пододвинулась к Андрюсу:

— Где он?

— Красноярск. Тюрьма.

— Папа в Красноярске? — Я вспомнила, как обозначала Красноярск на карте для НКВД.

— Думаю, это слово значит «преступление» или «обвинение». — Он показал что-то на странице. — А здесь сказано, что твой отец…

— Что?

— Не знаю этого слова, — прошептал Андрюс. Он захлопнул папку и засунул её себе под полу.

— А что там ещё написано?

— Больше ничего.

— А ты сможешь узнать, что значит то слово? Которое про папу написано?

— А если меня с этим поймают? — спросил Андрюс. Вдруг в его голосе послышалось возмущение.

Если его поймают? Что тогда с ним сделают?

Он развернулся и собрался уходить. Я схватила его за одежду.

— Спасибо! — поблагодарила я. — Большое-большое спасибо!

Он кивнул и высвободился из моих рук.

57

От еды мама была в восторге. Мы решили большую часть съесть сразу на случай, если энкавэдэшники надумают забрать её назад. Консервированные сардины были невероятно вкусными и стоили небольшой шишки. Масло от них шёлково стелилось на языке.

Мама дала Улюшке картофель. Пригласила её поужинать с нами. Она понимала: Улюшка с меньшей вероятностью побежит доносить о наличии у нас еды, если присоединится к пиршеству. Мне очень не нравилось, что мама делится с этой Улюшкой. Эта баба хотела выбросить больного Йонаса на мороз, не задумываясь воровала у нас, никогда не делилась с нами едой. Могла просто у нас на глазах есть яйца одно за другим. Но мама настаивала на том, что мы должны с ней поделиться.

Я волновалась, как там Андрюс, однако надеялась, что он сможет незаметно положить папку обратно. Но что то было за слово, которое он показывал? Что ещё за «преступление»? Я отказывалась думать, что папа сделал что-то плохое. Рассуждала над этим и так, и эдак. Госпожа Раскунас работала с папой в университете. Её не депортировали. Я видела, как она выглядывала из окна и смотрела, как нас увозят прочь. Значит, депортировали не всех, кто работал в университете. Почему папа? Мне хотелось сказать маме, что папу отправили в Красноярск, но не могла. Она будет чересчур волноваться, что он в тюрьме, и злиться, что я украла ту папку. И за Андрюса тоже. Я волновалась за Андрюса.

В ту ночь я вырвала ещё несколько рисунков из блокнота и спрятала к другим под подкладку чемодана. У меня осталось две страницы. Карандаш замер над чистым листом. Мама и Йонас тихо о чём-то разговаривали. Я вертела карандаш в пальцах. Нарисовала воротник. Начала сама вырисовываться змея и выгибаться вверх. Я быстро сделала набросок.

На следующий день я увидела Андрюса по дороге с работы. Вглядываясь в его лицо, я искала новости по поводу папки. Он кивнул. У меня расслабились плечи. Вернул. Но узнал ли, что значит то слово? Я улыбнулась ему. Он раздражённо покачал головой, но улыбнулся уголками губ.

Я нашла тонкий, плоский кусок берёзовой коры и принесла в дом. Ночью нарисовала по краям на нём узоры нашей народной вышивки. Нарисовала наш дом в Каунасе и другие символы Литвы. И подписала: «Передать в красноярскую тюрьму. С любовью от госпожи Алтай». После чего добавила свою подпись и дату.

— И что я должна с этим делать? — спросила Ворчливая, когда я к ней подошла.

— Просто передайте кому-нибудь из литовцев, которых увидите в селе, — сказала я. — И попросите передать дальше. Оно должно дойти до Красноярска.

Женщина рассматривала рисунки: литовский герб, Тракайский замок, наш покровитель святой Казимир, аист — наша национальная птица.

— Вот, — сказала я и протянула ей мятый кусок ткани. — Может, кому-то из ваших девочек пригодится эта нижняя юбка. Понимаю, что это немного, но…

— Да оставь это бельё себе, — сказала Ворчливая, не сводя глаз с моих рисунков. — Я передам.

58