Посреди серой мглы (ЛП)

Я смотрела на книгу, что лежала у меня на коленях. Бордовый переплёт был плотным и гладким. Название вытеснено золотом. Это была прекрасная книга, настоящий подарок, отличный подарок. Вдруг меня накрыло чувство настоящего дня рождения.

Я взглянула на Андрюса.

— Спасибо! — Я приложила варежки к его щекам. Подтянула его лицо поближе и поцеловала. Нос у него был холодным. Губы — тёплые, и кожа пахла чистотой.

В животе у меня затрепетали бабочки. Я отклонилась, взглянула на его прекрасное лицо и попробовала вспомнить, как дышать.

— Правда, спасибо! Это просто удивительный подарок.

Андрюс сидел на колоде и не двигался.

Я встала.

— Двадцатое ноября, — произнёс он.

— Что?

— Мой день рождения.

— Буду иметь в виду. Спокойной ночи.

Я развернулась и пошла домой.

Начал идти снег.

— Только смотри, не скури всю сразу! — услышала я за спиной.

— Договорились! — отозвалась я через плечо, прижимая к груди своё сокровище.

59

Мы раскапывали снег и лёд, чтобы солнце достигло нашей грядки с картошкой. Температура только поднялась выше нуля, если верить термометру, который висел на колхозном управлении. Но, работая, уже можно было расстегнуться.

Мама забежала в дом, по её щекам разлился румянец, а в дрожащей руке она держала конверт — письмо от двоюродной сестры нашей экономки; там было зашифровано, что папа жив. Она раз за разом прижимала меня к себе, повторяя «да» и «спасибо».

О том, где он сейчас, в письме не упоминалось. Я посмотрела на морщинку на мамином лбу, которая прорезалась после того, как нас депортировали. Нет, нечестно скрывать это от мамы. Я рассказала ей, что видела папку и что папа в Красноярске. Сначала она рассердилась, что я так рисковала, но прошло несколько дней, и мама вся словно выровнялась, а в её голосе появились радостные нотки. «Он найдёт нас, мама, обязательно найдёт!» — говорила я ей, думая о берёзовой коре, что уже была в пути к папе.

В лагере все оживились. Что-то прислали из Москвы. Андрюс сказал, что среди посылок были ящики с какими-то документами. Охранники уехали, а вместо них приехали новые. Я хотела, чтобы и Крецкий уехал, так как смертельно устала всё время бояться, что он чем-то в меня бросит, но он остался. Я заметила, что время от времени они с Андрюсом разговаривают. Как-то раз, когда я шла рубить дрова, приехали машины с какими-то офицерами. Я их не узнала. Одеты они были в форму другого цвета, и им была присуща твёрдая походка.

После того как меня заставили нарисовать командира, я рисовала всё, что видела и чувствовала. Некоторые рисунки, как у Мунка, были полны боли, другие — надежды, мечтаний. Все они были точны и, наверное, считались бы антисоветскими. Ночью я читала по полстраницы «Домби и сына». Над каждым словом долго думала, всё время спрашивала у мамы, что оно означает.

— Это старый, очень правильный русский, — говорила мама. — Если учить язык по этой книге, то будешь разговаривать, как профессор.

Андрюс стал встречаться со мной в очереди за пайками. Я рубила дрова с чуть большим старанием в надежде, что так день пройдёт быстрее. Вечером я умывалась снегом, а также пыталась чистить зубы и расчёсывать спутанные волосы.

— Ну как, много уже страниц скурила? — послышался из-за спины его шёпот.

— Почти десять, — ответила я через плечо.

— Ну, теперь ты уже, наверно, почти выучила русский язык, — поддразнивал он меня, дёрнув за шапку.

— Перестань, — сказала я по-русски и улыбнулась.

— Перестать? О, очень хорошо. Значит, кое-что ты всё же выучила. А такое слово знаешь: красивая?

Я оглянулась:

— А что это?

— Нужно выучить, — сказал Андрюс.

— Хорошо, выучу, — пообещала я.

— Только у мамы не спрашивай, — сказал он. — Обещаешь?

— Хорошо. Скажи ещё раз.

— Красивая. Правда, это ты должна выучить сама.

— Выучу.

— Посмотрим, — улыбнулся Андрюс и пошёл прочь.

60

То был первый тёплый весенний день. Андрюс повстречался мне в очереди за хлебом.

— Вчера две страницы прочитала без чьей-либо помощи, — похвасталась я, взяв свой кусочек хлеба.

Андрюс не улыбался.

— Лина… — сказал он и взял меня за руку.

— Что?

— Не здесь.

Мы отошли от очереди. Андрюс молчал. Аккуратно он завёл меня за ближайший дом.

— В чём дело? — спросила я.

Он оглянулся по сторонам.

— Что происходит?

— Они людей перевозят, — прошептал он.

— НКВД?

— Да.

— Куда? — спросила я.

— Ещё не знаю.

Искры, что плясали в его глазах вчера, погасли.

— А почему? И как ты узнал?

— Лина… — сказал он, взяв меня за руку. Лицо у него стало таким, что я аж испугалась.

— Что?

Держа меня за руку, он произнёс:

— Ты в списке.

— В каком списке?

— Тех, кого перевозят. И Йонас, и ваша мама тоже.

— Они знают, что я брала папку? — спросила я.

Он покачал головой.

— А кто тебе сказал?

— Это всё, что мне известно, — произнёс Андрюс. Он опустил глаза и сжал мою ладонь.

Я взглянула на наши руки.

— Андрюс, — медленно сказала я, — а ты в списке?

Посмотрев мне в глаза, он покачал головой.

Я отпустила его руку и побежала между ветхих домов. Мама. Нужно сказать маме.

Куда нас везут? Из-за того, что мы не подписали документы? Кто же ещё в том списке?

— Лина, остынь! — сказала мама. — Успокойся.