Посреди земли

Но поскольку я живу днем сегодняшним, в гуще современной жизни, меня все больше занимают актуальные вопросы современности. (Именно поэтому вот уже шестнадцать лет я работаю в редакции журнала «Элет еш иродалом».) И такого рода мои произведения выходили на русском языке.

Недавно, в 1977 году, была издана по-русски моя повесть «Уик-энд в деревне».

Но при этом я всегда тяготел и к прозаическим произведениям малой формы — новеллам, рассказам, очеркам.

А в последнее время у меня появилась настоятельная потребность написать о периоде освобождения страны; в те годы я был краевым партийным работником и уполномоченным по проведению земельной реформы в комитате. Однако больше всего я занят сейчас подготовкой объемного романа о жизни венгерского рабочего класса в период с 1919 года и до сегодняшних дней. Мне кажется, время у меня еще есть — ведь мне нет и шестидесяти.

Затравленные

Утром, когда молодые только вставали, старик уже копошился в соседнем саду.

Анти, еще в исподнем, шел в конец участка; скрипела дверца. Лишь одна тропка вела среди густых зарослей к скрытой зеленью уборной, и Анти знал, что старик через забор уж голову-то его наверняка видит.

Если старик попадался ему на глаза, Анти здоровался с ним, а если тот бродил в другом конце сада или за домом, то и здороваться, слава богу, не надо было.

Молодые ездили на работу автобусом номер пятнадцать, вставать приходилось чуть свет, но старик обычно еще раньше начинал возиться в, своем саду. И даже если его заслоняли от них заросли сорняка или еще что-нибудь, то слышать они всегда его слышали: скрипела мотыга, свистела коса, жужжал распылитель, что-нибудь да нарушало глубокую утреннюю тишину.

— Старый хрыч уже ковыряется там, — вернувшись на кухню, говорил Анти. — У меня при виде его прямо запор делается.

— Сдурел, что ли? — вопила Маргит. — Чего обращаешь на него внимание? Если он ополоумел, это его дело, но ты-то что — свихнуться хочешь?

Маргит, разумеется, тоже выходила из дому, но она просто-напросто не замечала старика и даже не здоровалась с ним, если только он ненароком не оказывался поблизости.

Когда Анти только появился на свет, забор, стоявший с незапамятных времен, был, вероятно, такой же, как теперь: несколько сломанных планок и куски ржавой проволоки. Да и что огораживать? От кого? У них даже со стороны улицы был набит только редкий штакетник, тогда как в центре села, извиваясь причудливой ломаной линией, давно уже красовались красные, желтые и синие железные ограды.

Маргит видела только согнутую стариковскую спину: он, верно, косил для цыплят свежую росистую траву.

Ну конечно же, старик держал цыплят. А Маргит привозила из города мороженых, — даже в поезде не успевали они оттаять, — и дома разрезала их. Переплачивала несколько форинтов, подумаешь, дело какое!

— По-моему, он вовсе спать не ложится, — говорила Маргит. — При луне небось посадки свои поливает. По кружке на каждый кустик помидора, по полторы — на кочанчик капусты.

Она нервно похохатывала.

Старик ведром таскал воду, из жестяной кружки поливал саженцы.

— Я даже спиной чувствую, что он где-то тут, поблизости. В будущем году, когда у нас проложат водопровод, мы сделаем отличную уборную, в ней будет спускаться вода, и не придется больше таскаться в этот нужник. Теперь уже недолго терпеть…

— Кому терпеть? Тебе? Да ведь ты целых три года собираешься перенести уборную. А теперь вот решил дождаться водопровода. При чем тут старик? И задняя стена дома прогнила…

Анти подумал: если б они каждое утро не грызлись из-за старика и уборной, им и поговорить было бы не о чем.

Вечером, вернувшись с работы, он пробрался через заросли в конец сада; там росло несколько фруктовых деревьев, их годами не опрыскивали, и они уже почти не плодоносили: червивые яблоки и груши, не успев созреть, падали на землю.