Посредник

— Да, — ответил перевоспитанный, — сегодня принимаю присягу. Мне повесят на руку или на ногу новый браслетик со взрывчаткой. Завтра буду в части. А потом передовая. Наверное, патруль.

Алексей флегматично потер браслетом свой чисто выбритый подбородок.

— Наверное, — согласился он с перевоспитанным, — наверное, патруль. Но ты не прав относительно армейских браслетов. Они ведь только для того чтобы выполнять приказы командования. Выполнять их четко и целеустремленно. И только. Это не из-за недоверия. Это для порядка.

— Я знаю, — быстро ответил военный.

Мгновение, другое они молчали, смотря друг на друга.

— Держи, — Алексей протянул военному небольшой сверток, — пока вас на довольствие поставят, пока привезут в часть. Времени пройдет много, а здесь продуктов на три дня.

— Праздничный пакет, — смутившись, улыбнулся военный.

— Вроде того, — серьезно ответил ему Алексей, — это из пайков воспитателей. Мы его добровольно даем всем перевоспитавшимся. Совершенно добровольно собираем и выдаем воспитанникам в последний путь.

— Тогда спасибо, — ухмыльнулся военный.

— Не за что, это мой долг. Долг гражданина и воспитателя, — ответил Алексей.

Военный посмотрел на оранжевые комбинезоны воспитанников.

— У тебя будет новая жизнь, — Алексей Потапов легко тронул военного за рукав.

— Да, — ответил тот, — да. Я знаю. Знаю.

— Я понимаю, — продолжил Алексей, — понимаю, пять лет в доме это долгий срок.

— Долгий, — согласился с Алексеем военный, — очень долгий.

Сирена прозвучала как всегда громко и неожиданно.

— Воспитанники прощаемся. Перевоспитанные просьба пройти на посадочную площадку.

На последок перевоспитавшиеся помахали руками воспитанникам и в окружении воспитателей исчезли в шлюзовой. А воспитанники разошлись по каторжным работам.

Алексей протиснулся вместе с воспитателями в шлюзовую. Здесь перевоспитанные должны были ждать транспорт. Одновременно это был последний этап воспитания, о котором сами воспитанники не могли знать.

Рабочий в зеленом комбинезоне весело шутил, подбрасывая в руке упаковку с пайком.

Старший воспитатель неодобрительно посмотрел на него:

— Гражданин Иванов?

Рабочий в зеленом обернулся.

— Покидая дом, вы должны грустить, а не радоваться, — прямо заявил ему старший воспитатель.

— И еще, — отметил другой воспитатель, — вы Иванов слишком мало задавали вопросов на прощальной встрече. В этом можно усмотреть гражданскую апатию охватившую вас.

— Поэтому мы решили, — продолжил старший воспитатель, — что вы не достойны, быть рабочим, и оправляем вас на хролерную фабрику.

На лице Иванова застыло недоумение:

— Но ведь я был начальником цеха… — попытался возразить он.

Старший воспитатель резко его перебил:

— А потом стали вредителем, так? Подрывником производства, отщепенцем общества?

— Да и сейчас вы перевоспитались, но не достойны светлой участи рабочего. Ваш удел сельское хозяйство, — убедительно сказал другой воспитатель и протянул Иванову желтый комбинезон, — переодевайтесь. А назначение мы вам уже изменили. Вас ждут на мокрой и вонючей хлорерной фабрике.

Иванов быстро переоделся. Вскоре в шлюзе зажегся желтый свет. Шлюзовая дверь открылась, за ней виднелась открытая дверь электрокара.

— Прощайте товарищи, — громко сказал старший воспитатель, — покинув дом, вы вольетесь в великую российскую семью и станете господами всей нашей страны.

Алексей Потапов смотрел, как трое перевоспитавшихся зашли в электромобиль. Шлюзовая дверь хлопнула. Вскоре загорелся зеленый свет, и открылась другая дверь — внутрь воспитательного дома.

Воспитатели, неспеша, вошли в нее.

— Чего ты переговаривался с этим военным? — поинтересовался у Алексея старший воспитатель.

— Он твой знакомый? — настойчиво спросил другой воспитатель.

— Да, — кивнул Алексей Потапов, — этот военный — мой бывший брат.

Глава 4

Ирина Вострикова спала всю ночь плохо. Да и какой сон, если женщине далеко за тридцать, а у нее нет мужчины. Нет семьи. Нет детей. И никогда не будет.

Промаявшись всю ночь, Ирина очнулась под утро и подошла к зеркалу. Накапала себе специальных капель гасивших сексуальное желание и вредные мысли. Говорят, что в прошлом такие капли делали для ископаемых кошек, а теперь их настоятельно прописывали одиноким женщинам. Большинству российских женщин.

Закрыв глаза, Ирина закапала себе капли на нос, поморщилась, громко чихнула.

«С другой стороны, так даже лучше, — подумала она, — лучше, чем выйти замуж за придурка».

Когда-то Ирина была завидной невестой. Официально сватались и к ней несколько раз. Последний раз нареченным женихом был военком их школы. Но у того вместо рук и ног культи и паек по четвертому разряду. Хотя настроен военный был весьма решительно. Спасло Ирину лишь то, что разница в их индексах социальной полезности была в целых два пункта. И она имела право просто отказать. Отказать без объяснения причины. Отказать даже такому заслуженному ветерану. А вот если бы разница была пункт, то могли и поуламывать. А уж если индексы были бы равны, то ее бы и спрашивать никто не стал, просто выдали бы новую идентификационную карту и дали единую с мужем комнату.