Ирина поставила лоснящийся пузырек капель на полку и посмотрелась в зеркало. Впрочем, для ее возраста она выглядит неплохо. Да и специальность у нее неплохая. Была Ирина Вострикова личным куратором ученика в школе. Такие места в новой России занимали только опытные люди. Иным, особенно этим интеллигентным слюнтяем, доверить воспитание нового поколения было невозможно. Подонки порождают только подонков. Именно так говорилось в циркулярах министерства народного образования, которые вслух читались педагогам на переменах.
Наконец —то стало отпускать. Ирина посмотрела на часы — до работы еще целый час. Автоматически передвинула несколько упаковок с продуктами, выставила новые показатели автоматического термометра.
Раздался тихий зуммер, и он оторвал Ирину от этой бессмысленной утренней работы.
— Дочка, если можешь, включи видео, — раздался голос Ирининого отца.
Ирина обрадовалась хотя бы тому, что можно скоротать первые томительные минуты серого дня и перевела коммуникатор на видео режим. Перед ней возник ее отец — суровый генерал Востриков, на плече комбинезона, которого красовались два орла с идентификационным кодом. Как бы подтверждая это, внизу экрана высветилось:
«Генерал-лойтнант Востриков».
— А что папа, — подколола отца нервная Ирина, — у тебя в отличие от всех нет лимита на телеразговоры. Для вас, военных, лимиты уже не действуют.
— Есть, — строго улыбнулся генерал, — есть, как у всех российских граждан. Есть. Но мне их не на кого тратить. Не на кого кроме тебя. Поэтому так часто звоню тебе, дочка.
— Я знаю, — качнула головой Ирина, — знаю.
— А чем еще прикажешь занять себя, пожилому генералу мирным утром, как не позвонить дочери.
— Да папа, — согласилась с отцом Ирина, — здорово, что ты мне так часто звонишь.
— В нашей жизни, слишком мало приятного, — отметил отец Ирины, — слишком. А сейчас пауза на войне. Затишье. Вот и решил позвонить. Кто знает, когда я смогу еще передать тебе личный привет. Кто знает, когда все закрутиться и как все закончиться. В бою у меня не бывает времени телефонировать тебе.
— Спасибо папа, — сказала Ирина и тяжело села на кровать-трансформер.
— А как у тебя дела? — поинтересовался суровый отец, командир легендарного линейного буера «Егор Голиков» и доблестный участник доброй дюжины, разрекламированных в СМИ, битв.
— А у нас как раз сезон, — кисло отметила Ирина, — две недели назад взяли новых учеников. Набрали полный комплект. Школа забита. Молодняка много. Он не обучен. Крутимся с утра до вечера. Даже обеды заранее передали в фонд обороны. Но сейчас готовимся к выпуску четырехлеток, а через месяц и двухлеток выпустим. Вот после этого и отдохнем.
— Так это хорошо дочка, — генерал строго улыбнулся, — очень хорошо. Новое поколение нам необходимо. Потери непобедимой российской армии велики. Но все героями гибнут. Наша школа не дает промашек. Да и мы, может, встретимся после вашей ударной страды.
— Может, — Ирина апатично пожала плечами, по ее телу опять пролетел первый холодок от принятых капель, — может и встретимся. Хотя вериться с трудом. Мы с тобой не встречались двенадцать лет.
Отец снова улыбнулся:
— А ты, сколько лет не брала выходных, дочка?
Ирина Вострикова быстро вспомнила цифру, которую знала наизусть:
— У меня три месяца выходных. Плюс бонус, плюс за вредность, плюс за благонадежность и плюс за родственные связи, разумеется. В общем, на четыре месяца хватит, папа.
— Вот и я такой же работоголик, — заявил генерал, — так, что как только закончишь выпускать учеников, бери свои выходные, и махнем в столичный солярий. Я подам прощение Президенту о временной отставке. И целую неделю будем с тобой загорать.
— Хорошо, папа, — тихо согласилась Ирина, отец обещал ей поездку в солярий уже лет десять, и ему она уже не верила, — поедем в солярий. Но сейчас мне надо собираться и идти. Работа.
— Иди, дочка, иди, — согласился генерал, — это не работа, это долг. Священный долг педагога.
Востриков мужественно смахнул скупую слезу и пропал с экрана.
Ирина отключила коммуникатор. Поднялась, медленно поправила комбинезон, заученно осмотрела свою комнату и вышла.
Как и все педагоги, Ирина жила в тыльной части школы, где располагались бункеры охраны и ветрогенераторы. Так что идти ей до работы было менее минуты. Сама работа заключалась в курировании учеников, составлении отдельных программ и индивидуальном обучении.
По сложившейся в годы похолодания традиции дети до десяти лет жили с родителями и вели домашнее хозяйство. В десять лет детей отдавали в школу. После двух лет школьного обучения проходило тестирование и самые безнадежные переводились на хлорерные фабрики или в сельское хозяйство.
За эти пару школьных лет дети успевали хорошо вырасти благодаря гормонам роста и специальным пищевым добавкам.
Еще два года тратились российским государством на воспитание способных детей. После этих двух лет определялось, кому из учеников работать на заводе, фабрике или служить в армии. И только один из тысячи мог попасть в систему лицеистского образования.