Посредник

— И только. Что в нем странного, — Академик недоуменно пожал плечами, — руда и уголь в обмен на людей. Гуманно в высшем смысле этого понятия.

— Только об этом обмене никто не знает.

— Почему, — Академик покачал головой, — кому надо все знают. Вы же узнали. Это все открытые материалы. Никто ничего е скрывает. Иди и читай.

— Открытые материалы для всех?

— Для всех, кто этим интересуется, вся информация открыта. Наши взаимоотношения с верхним правительство открыты. Никакой секретной дипломатии. Все понятно и гуманно.

— А Богородицкий договор это тоже гуманно? — невзначай спросил Седов.

— Богородицкий договор? — зло переспросил Академик, после короткой паузы, — а откуда вы о нем знаете?

— Это секретно?

— Нет, впрочем, да. Не совсем, секретно.

— Но вы уверяли, что секретов здесь нет, — Седов саркастически усмехнулся.

— Не совсем так, — Академик запнулся, — секретов быть не может, если они определяют что-то серьезное. Где-то так. А если они незначительны… То это просто лишняя информация. Ее не имеет смысла распространять.

— Знаете, из ваших объяснений, я ничего не понял, — возразил Седов, — впервые не понял. Вы сами-то понимаете, что городите?

— Да, конечно, — Академик был в замешательстве, — я хочу сказать, что секретной может быть информация, которая определяет текущую политику. А неразглашенная, но неактуальная информация это только неразглашенная информация. Если есть нераскрытые материалы, то их нет необходимости раскрывать. Но только потому, что они совершенно незначительны. И поэтому е секретны. В силу своей совершенной незначительности. Где-то так.

— Вы считаете незначительным Богородицкий договор, определивший взаимоотношения подземелья и России на три сотни лет?

— Я просто считаю, что он слишком старый, — Академик втянул воздух сквозь ноздри, — прошло слишком много времени с его подписания, и он совершенно устарел. Когда-то он действительно имел вес. Возможно, Богородицкий договор и определял взаимоотношения России и подземелья. Но это было очень давно. В политическом, социальном и экономическом времени прошла вечность. С тех пор многое изменилось. Все изменилось. Значительно изменилось соотношение сил России и наших, изменилась ситуация с населением, наукой и техникой. Сейчас Богородицкий договор не имеет значения, его положения давно и безнадежно мертвы. Если вы заметили, то стороны практически не придерживаются договора. И уже очень давно. Богородицкий договор просто умер.

— Конечно. Но не потому, что он никому не выгоден. Это вы отказались его выполнять. Но энергию сверху получаете. Это как возможно? Если по вашим словам нет тайного сотрудничества с Правительством России.

— Никак, объяснить это невозможно, — быстро ответил Академик, — потому, что никакую энергию мы не получаем. Наша энергосистема иная. Нам не нужна энергия ветряков. Не нужны и атомные станции на поверхности. Нам лишь достаточно иметь выход теплоносителя на поверхность. И все. Теплоноситель идет вверх по каналам, перепад температур дает источник энергии. Здесь все просто.

— Конечно, но почему они вам его не перекроют? Почему? Чем вы их удерживаете от этого?

— Это вопрос к Правительству России, — развел руками Академик, — вопрос только к ним. Не буду говорить о их безграничном миролюбии. Но они получают достаточно материалов от нас. Поэтому-то и не хотят лишить нас энергии, а себя этих ценных материалов. Тем более, что наши шахты выхода Правительству России ничего не стоят.

— Возможно, — нервно сглотнул Седов, — но вы перестали поставлять наверх медикаменты, редкие металлы и перекрыли все источники информации для верхотуры. То, что вы даете им это просто смех. Все устарело на столетия. Уровень технологичности равен уровню игрушек наверху. И Правительство России все это безропотно получает? И это им не интересно, почему вы так поступаете?

Академик медленно потер голову, вздохнул:

— Понимаете ли,… Это произошло давно. Да выход из Богородицкого договора был односторонним. И даже, недипломатичным, глупым. Наверное, глупым. Но я не могу отвечать за решения принятые до нас. Я, возможно, принял бы иное решение. Сейчас я не несу никакой ответственности за разрыв Богородицкого договора.

— Не несете? И даже за отказ принять беженцев? Или за отказ предоставить вакцину от СПИДа разработанную вашим гением Александром Сапроновым? Или то чудодейственное мультилекарство созданное им же. Все документы и просьбы российского правительства сохранились в архиве. Но вы им не ответили? Не подумали, сколько жизней вы могли бы спасти? Или не захотели думать? Таков ваш гуманизм, в высшем понятии этого слова?

— Нет. Мы думали. Но вы говорите о периоде одностороннего эмбарго. Это было трудно, но совершенно необходимо решение.

— Почему же? — зло спросил Седов.