Посредник

— Ермак не стал мне ничего объяснять, — пояснил Сенкевич, — в пресс-службе Казанской Народной Армии заявили, что все есть в официальных коммюнике. А остальное закрытая информация, которая будет опубликована через сто двадцать лет после окончания Антарктической войны.

— То есть гибель шести тысяч военнослужащих и потерю двенадцати буеров Ермак решил не объяснять? Очень хорошо!

— Ну, это, — замялся Сенкевич, — уже не в первый раз. Наверное, командующий Казанской Народной Армии сильно занят. Все-таки готовиться решающий штурм.

— Спасибо, садитесь, — сказал Президент России Жаров, — такое поведение Ермака предсказуемо. Он считает, что мы ниже его по качеству армии. Считает нас штафирками и не скрывает этого.

— Можно было бы ему объяснить, — прорычал Михалкин, — что он ведет себя не правильно. Ошибочно, политически.

— Но как? — поразился Сенкевич.

— Вопрос не Вам, — отрезал Жаров, — это дипломатическая проблема. Я буду ее решать через министра иностранных дел. И по дипломатическим каналам. Грызни накануне штурма только нам и не хватало.

— Но, — сказал Патриарх, — как можно решать такие вопросы через этого Петренко. Он враг России, он и не крещенный и не звезденный. И именно Петренко склонил нас на союз с варварской Казанью. Это результат его проделок. Аллилуйя нах!

— Действительно странно доверить решение такого вопроса человеку, не употребляющему инсулин-М, — сказал Михалкин.

— Надежды и веры ему действительно мало, — поддакнул Сенкевич, но осекся, заметив стальной взгляд Президента.

— Все это так, но Петренко решал многие острые вопросы во время нашего похода. Решал и до похода. Решит и сейчас, — Жаров почесал подбородок, — у нас все равно нет иного выхода кроме обращения к третейскому решению спонсоров. А именно в этом Петренко и очень силен. К тому, же Петренко единственный из нас умеет нормально пользоваться вилкой за столом и отпугивает европейцев прыганием и насморком.

— Силен, — прорычал Патриарх, — силен, но не православен. Слаб он в коленях. И не к добру это! Чую! Не к добру! Не быть с такими козлами, как ваш Петренко нам в святости! И добычу упустим! Ох, упустил — то свое. Свое православное! Помяните слова мои! Во имя господа нашего! Аллилуйя нах!

— Вы Владыка всегда правы, — согласился Сенкевич, — если из русских тоже говно лезет. Значит не сезон.

— Истину говорю! Ломать не строить. Срать не думать, — глубокомысленно заявил Патриарх и начал деловито копаться в носу.

Михалкин кивнул.

Президенту России это надоело. Он мельком посмотрел на часы в салоне и шумно выдохнул:

— Все свободны, в том числе и Вы святейший Владыка.

Министры и Патриарх поднялись и шумно вышли.

Через несколько минут в освободившийся салон вбежал веселый Петренко:

— Правительство наше едва не застал. Я их на переходе видел, зло так смотрят. Как будто живьем сожрать хотят.

— А может, и хотят, — тускло отозвался Жаров, — они сегодня что-то очень злые. Наверно, без откатов скучают. Денег им сейчас мало. От того и злы. И готовы сожрать кого угодно. Даже известного атлантиста и западника.

— С них станется, — Петренко положил перед Президентом России бумагу, — это официальное заявление спонсоров о полной нашей поддержке в конфликте с Ермаком. Написано очень и очень сердечно. Спонсоры целиком и полностью находятся на нашей стороне. Они требуют от Ермака постоянного и плодотворного контакта с Правительством России. А так же полного отчета Ермака перед спонсорами. В заявлении, так же содержится высокая оценка деятельности Правительства России и Вашей лично. Указывается на приверженность Правительства России и Президента России общечеловеческим ценностям и идеалам, безоговорочное соблюдение прав и свобод человека в России. Так, что можете успокоить наших строптивцев. Дополнительно мне поручено сообщить, что на ваши специальные счета перечислены все ранее оговоренные суммы. А на банковские счета Вашего уважаемого папы-тестя переведены дивиденды за следующие триста сорок лет.

— Хоть что-то хорошее, — устало кивнул Жаров.

Президент России медленно подвигал лист заявления спонсоров по столу. Потом убрал в папку. Тяжело вздохнул.

— А что из России? — поинтересовался Петренко.

— Ничего. Вроде ничего. Серьезных бунтов нет. Голода тоже. Матвеев, вроде, справляется. А как на самом деле? Кто его знает? На сколько надо делить данные из наших официальных отчетов? — сказал министру иностранных дел, посеревший от забот Жаров.

— Успокойтесь. Так ведь Матвеев мужик вообще хозяйственный. Не зря вы с папой-тестем его на хозяйстве ставили, — Петренко улыбнулся, — Георгий Константинович, не надумали?

— Ты з-з-знаешь, как-то непривычно. Столько лет на инсулине, а теперь…

— Так ничего страшного, я вот перешел на новые средства. И хорошо. И очень себя хорошо чувствую. Галлюцинаций практически нет, глаза не режет и по утрам голова не болит. Что не говори настоящее качество, а не наши топорные пилюли! Здоровье так и прет!

— По тебе видно, — Жаров очень медленно протер лоб, — ты один из нас на человека остался похож. Остальные как выдры сраные. Пыхтят и орут друг на друга.