Пост-Москва

Тот, что постарше, ухмыляется и кивает на старика-гаста одному из своих корешей, тот достает нож с кривым клинком и делает шаг к старику.

Две тени появились точно ниоткуда. Невозможно рассмотреть их в подробностях — они слишком быстры и безжалостны. Невозможно уследить за ними взглядом — они как будто всегда за пределами взгляда.

Девочка, потеряв дар речи, стоит среди обрубков тел и конечностей, а потом, зажмурившись, наощупь, уходит со двора.

Старик-гаст опускает голову на грудь и, кажется, дремлет.

9

Гражданская самооборона терпит одну неудачу за другой. Город охвачен паникой, люди парализованы страхом. Отдельные жилые кварталы объявляют себя суверенной территорией. Некоторые отделения полиции встают на сторону жителей и отказываются подчиняться приказам из федерального центра. Тут и там строятся баррикады и ведутся бои за объекты местного значения, за торговые комплексы, за больницы, даже за дорожные развязки. Город погружается в хаос, но в Москва-Сити царит апатия и безволие, когда люди перестают замечать ежедневные подрывы гаст-шахидов на улицах, бронетехнику на подступах к Кремлю, повальные обыски и ночные аресты. Тюрьмы переполнены, импровизированные концлагеря не могут вместить всех задержанных, а суды отказываются рассматривать административные дела, поскольку очередь даже на заседания по тяжким преступлениям растянулась на много лет вперед.

В городе начинает ощущаться нехватка продовольствия, однако бары, казино и рестораны вместе с ночными клубами работают практически в авральном режиме из-за невиданного нашествия клиентов. Мираж стабильности и процветания тает на глазах, но люди ищут забвения в блеске и мишуре сиюминутных развлечений.

Город будто сошел с ума. Кто-то вспоминает девяностые годы, кто-то говорит о нэпе, а кто-то уже видит в расцвеченном салютами и фейерверками небе всадников Апокалипсиса.

Гражданская самооборона еще держится, распавшись на отдельные очаги сопротивления. Объединенный штаб отрядов гражданской самообороны на Садовом еще не пал. Дворец молодежи на Фрунзенской пока что успешно отбивает атаки международных сил по принуждению к толерантности. МГУ объявил о прямом подчинении Совбезу ООН и зачистил территорию на Воробьевых горах силами добровольческих дружин и спецназа студенческого оперотряда.

На севере Пост-Москвы держится Дом объединенной оппозиции на пересечении Дмитровского и Коровинского шоссе в здании бывшего кинотеатра «Ереван».

Кремль объявляет о введении чрезвычайного положения, однако непонятно, какими силами оно будет контролироваться, поскольку армии как таковой давно уже не существует, а в данный момент отсутствует даже министр обороны, а его должность отправляет технический персонал под руководством одного из немногих оставшихся на действующей службе кадровых полковников Генштаба.

Хаос, стабильность, перестрелки на улицах и процветание сплелись в один тугой узел, который, кажется, станет удавкой на шее демократии. Или же смертным приговором диктатуре всенародно избранного президента. Фифти-фифти. Весы истории качаются на лезвии выкидного ножа. В который уже раз за последние сто лет.

10

Геринг вошел в палату к Георгию. Глаза у него были красными, да и выглядел он помятым, но на губах у него была неизменная фирменная улыбочка человека, который управляет всем из тени, и все прекрасно об этом знают.

— Жора, привет! — говорит он, и практически искренне. Да, он рад видеть брата, правда, не в таком вот состоянии, накачанном медикаментами, с трубками, по которым в него подается жидкость и кислород, и еще какие-то таинственные материи.

Георгий выглядит удивленным, его взгляд стал незнакомым, каким-то чужим. Геринг списывает его состояние на перенесенную операцию, возможно, на боли, которые тот не мог не испытывать, несмотря на все наркотики и обезболивающие.

Но ничего, все ведь скоро придет в норму, брат поправится и займет подобающее им обоим место. Геринг уже видит его в маршальской фуражке, с надвинутым на самые глаза козырьком, подбородок выбрит до синевы, ему надо будет научиться выдвигать его вперед, ему надо отработать игру желваками и суровый недоверчивый прищур. Никаких улыбок, никакого имиджа свойского парня с заводской окраины, чем так грешил Папа, задвинутый на зады истории и в ебеня политики. Диктатор в чистом виде, неразбавленная диктатура в военном мундире или френче, хотя френч не годится, френч — это отсылка на Усатого, а братья будут дуумвиратом Пиночета и Макиавелли.