Пост-Москва

— Мы спрашивали, и ты согласился.

Геринг не верил своим ушам.

— Кого вы там спрашивали и когда?

— Да тебя спрашивали. Ты еще в вертолете летел. Да у нас и запись есть. С твоим, сука, ебальничком.

Геринг отключился. Почему-то он сразу поверил, что так все и было. Отсутствующим взглядом он обвел свой просторный кабинет и неожиданно заметил нечто большое, стоящее в углу. Было уже темно, и он никак не мог понять, что это такое — темное, громоздкое, как огромный сундук.

Он включил верхний свет. В стеклянном кубе с синей водой плавала мертвая девка, которую он пристрелил сегодня днем. И у нее были открыты глаза.

4

ФИДЕЛЬ:

Меня давно беспокоило одно несоответствие в поведении гастов: одни из них тупо лезли на рожон, но сами никогда оружие не применяли, давили просто массой — так под ногами тупой толпы погибли игровые кланы, что наши союзники, что «Мертвецы»; другие же гасты при первой возможности обзаводились оружием или любым предметом, который мог бы стать оружием — обрезок трубы, арматура, ну, нож прежде всего. Были и другие отличия, но не столь существенные. Так, условно «мирные» гасты всегда держались толпой, и их относительно легко можно было остановить на заранее подготовленных позициях; те же, кто носил оружие, проникали в город по одиночке, просачиваясь под видом местных жителей, дорожных рабочих или дворников, что вовсе не мешало им потом организовываться в шайки. Для себя я тут же назвал первый вид гастов «дехканами», а второй — «горцами», не знаю даже почему, просто эти слова пришли на ум первыми.

Самым простым и логичным объяснением этого различия и было предположение Ивана, что есть два различных производства гастов. И решив проблему с реактором и лабораторией в Печатниках, мы не остановим нашествие самых опасных и агрессивных элементов. Кроме того, в условиях наступления федералов и пиндосов, проблема гастов временно отходила на второй план. Просто приходилось учитывать наличие этой вот третьей силы неизвестной нам природы.

Я тут же ловлю себя на этом выражении — «третья сила неизвестной нам природы». Что это со мной такое? Я никогда не думал в таких выражениях, я ведь простой боец, может быть, чуть поопытнее своих ребят… Тем не менее, эти слова не кажутся мне чужими, что странно.

Я вхожу в небольшую аудиторию, немного опаздываю, поэтому спешу, студенты уже ждут меня, вечные пробки, пока доберешься до метро, по своему студенческому опыту знаю, что студенты не будут делать проблемы с опозданием преподавателя… Куда я тогда спешил, что за семинар был и где? Я не могу сказать, но ощущения присутствия там, в прошлом, были ярки и правдоподобны.

Впрочем, сейчас это и неважно, в данный момент меня волнуют совершенно другие вещи. Нам нужен план действий. Нет, скажи себе прямо: нам нужен план боевых действий, и нам нужны политические решения. Не завтра, не вообще, не после переговоров и согласований, а вот здесь и сейчас. И кто-то должен взять на себя ответственность за все последствия. За трупы на улицах, за разгромленные здания, за, в конце концов, хлеб на прилавках магазинов завтра утром. Кто-то должен взять на себя ответственность, а кто-то — понести вину и принять наказание. Нам нужен лидер, но лидера у нас нет — и это проблема.

Я думаю и думаю, и думаю над общей ситуацией, но головоломка все никак не складывается у меня в голове. Почему-то мне вспоминается та девочка-гаст со взрывчаткой. Откуда они взяли пластид вообще? Кто изготавливает им пояса шахидов, указывает цели, обеспечивает доставку на место? Раньше я почему-то не задумывался над этими вопросами. Мы все воспринимали действительность упрощенно: есть наши люди, и есть чужие, пришлые, гасты, продукты неудачных биологических экспериментов. Какие тут могут быть вопросы вообще? Однако сейчас вопросов у меня гораздо больше, чем ответов.

Я связываюсь по скайпу с профессором:

— Сергей Сергеевич, нам нужны ваши улитки, — говорю я, и мне уже не кажется, будто мои слова звучат нелепо. — Не могли бы вы… Не могли бы вы попросить их быть нашим штабом?

Профессор задумывается на пару секунд:

— Хорошо, я спрошу их, — наконец говорит он. — Но прежде вы, Фидель, ответьте мне на один вопрос. Вы лично.

— Спрашивайте, профессор.

— Как вы определили бы вашу цель одним словом? Я имею в виду общую вашу цель. Ну, вот Французская революция проходила под лозунгом «Свобода, равенство, братство», а к чему стремитесь вы?

Я думаю, что наш профессор все-таки псих, в хорошем смысле этого слова, конечно, но сейчас не время заниматься философией, идет война, размышлять над смыслом жизни будем в более спокойной обстановке, но неожиданно для самого себя говорю:

— Каждый человек достоин быть счастливым, ни один человек не заслужил быть несчастным.

— То есть, ваша цель, если одним словом, — счастье? Не свобода, не равенство, не безопасность, не богатство, не величие империи, а счастье?

— Да, именно так.

Профессор усмехнулся, помолчал, и сказал:

— Они все-таки чертовски умны! Улитки просили передать вам, что они согласны.

5

Фидель кивнул и сказал решительно, глядя в глаза профессору: