Была, правда, одна загвоздка — премьер-министра в стране не было. Так получилось, что последний премьер-министр оказался хоть слабым и безвольным человеком, что нормально для системы политической вертикали и вечной стабильности, но в душе он был интриганом и стал играть против Самого, прикрываясь смешными лозунгами о некой «честности выборов», «прозрачности политической системы» и «борьбе с коррупцией». Более того, он зашел так далеко в своем интриганстве, что на личные деньги организовывал многотысячные демонстрации и митинги «оппозиции», что уже вообще ни в какие ворота не лезло, поскольку премьер-министр считался правой рукой Папы и его преемником, и даже несколько лет сам изображал президента, пока Папа готовился к решительной борьбе с врагами или что-то вроде того.
Папа решил проблему с премьер-министром брутально, но довольно-таки изящно. Однажды утром в зал заседаний правительства приехала скорая психиатрическая помощь, и санитары увезли премьер-министра в смирительной рубашке прямо с председательского кресла. Это событие освещалось по всем телеканалам в прайм-тайм. С тех пор каждое заседание правительства начиналось с оглашения результатов последнего освидетельствования комиссией психиатров премьер-министра, и, надо сказать, результаты с каждым разом становились все более и более оптимистичными, а больничный лист продлевался еще на один день или неделю, или месяц. Тем не менее, премьер-министра, не отягощенного манией преследования и бесконечными ночными энурезами, в стране не было, это психиатрический факт.
Следовательно, вначале надо было сменить премьер-министра, и только потом передавать ему временные полномочия президента.
Заседание началось с неофициального гимна Высшего Совета — по слухам любимой песни самого Папы. «По шпалам, по железной дороге», — хрипел баритон известного барда конца девяностых. Сенаторы-депутаты слушали эту воплощенную романтику лагерного быта стоя. Под звуки песни в зал вошел предполагаемый преемник.
— Генерал государственной безопасности Георгий Михайлович Степанцев! — торжественно представил Папу в теле Жоры спикер Совета с лицом токаря в третьем поколении, брызгая слюной.
Геринг сидел в ложе администрации президента в гордом одиночестве. С грустью он увидел облик своего названного брата, облик, только облик, потому что все манеры, жесты и походка были сугубо от Папы. Тот так же смешно отмахивал одной правой рукой, сгибая ее в локте, и так же по-утиному передергивал плечи, как это десятилетиями демонстрировал нелегитимный диктатор от демократических выборов. Это был как бы он, но это был не он. Это был мерзкий гомункулюс, голем, гаст-президент. По особому случаю ему пошили форму, по богатству кроя не уступающая как минимум форме генералиссимуса. Но этого им показалось мало, и они увешали ее килограммами орденов, медалей и значков типа значка меткого стрелка или отличника боевой и политической подготовки. И, естественно, не забыли украсить форму золотыми аксельбантами толщиной с детскую руку. На его левом рукаве было с десяток нашивок за ранения, не меньше, это точно. Козырек фуражки с золотым литьем в виде дубовых листьев опустился не на глаза даже, а практически полностью закрывал нос. Под торжественные «По шпалам» кандидат на преемника утиной походкой продефилировал к своему месту в первом ряду, с которого ближе всего было бы добраться до трибуны, чтобы произнести тронную речь, текст которой он держал в левой руке, по-цыплячьи прижимая ее к бочку.
По регламенту полагалось обсуждение в Высшем Совете, и за этим дело не встало. Первым выступал лидер фракции ортодоксальных коммунистов — Евгений Завгаров. Он справедливо указал на вопиющее социальное расслоение в обществе, достигающее астрономических уже величин, обрушился с критикой на неназванных олигархов, вскользь похвалив несколько конкретных (поговаривали, что он делает это ислючительно за мзду), призвал к социальной справедливости, а в конце пятиминутной речи рекомендовал депутатам-сенаторам от своей партии голосовать за кандидатуру премьер-министра. Никто, впрочем, не ожидал ничего иного.
Следом с яркой и пламенной во всех отношениях речью на трибуну взошел лидер и бессменный глава фашистско-гуманистической партии за все хорошее против всего плохого. Его оранжевый пиджак старомодного кроя в стиле лихих нулевых производил впечатление пионерского костра на ранней зорьке, так он мелькал и вился над трибуной. Господин Ряжиновский — так его звали — обрушился с гневными филиппиками на все без исключения действия властей всех уровней. Он описал в ярких и сочных красках кровавый беспредел на улицах города: