Постчеловек: глоссарий

Чтобы противостоять тенденции видеть в постгуманизме всего лишь «еще одну теоретическую моду», моя книга «Постгуманизм: критический анализ» (Herbrechter, 2013) берет своей отправной точкой вопрос о том, до какой степени сегодняшние постгуманистические формулировки и критика субъективности были предвосхищены постструктурализмом и деконструктивизмом. Этот аспект особенно важен для нынешней дискуссии о важности и будущей роли гуманитарных дисциплин. Первые академические публикации, систематически затрагивавшие идею постчеловеческого и постгуманизма, появились в конце 1990-х и начале 2000-х (в книгах и статьях Нила Бэдминтона, Рози Брайдотти, Элейн Л. Грэм, Н. Кэтрин Хейлз, Кэри Вулфа и других), и там везде постгуманизм так или иначе рассматривался в постструктуралистской или деконструктивистской оптике. Делалось это, однако, с использованием двух новых аспектов: с возвращением к вопросу о технике (провокационно сформулированному Хайдеггером (1977)) и к вопросу о будущем гуманитарных наук.

Все бо́льшая часть академического сообщества и в особенности представителей (теоретических) гуманитарных дисциплин принимают этот новый контекст, чтобы сформировать новые, междисциплинарные союзы с науками и критическими исследованиями науки (например, с акторно-сетевой теорией Бруно Латура, спекулятивным реализмом или новым феминистским материализмом). Один из важнейших аспектов касается нового определения отношения между человеком и техникой – или роли истории «технологий» в человеческой (и нечеловеческой) эволюции. Ранняя работа Донны Харауэй о киборгах (в 1980-х) вызвала широкие и заслуженные дискуссии. Однако попытки переосмысления онтологического аспекта техники и политической роли технологического детерминизма также обращают свое внимание и на более раннюю философию техники (в частности, у Хайдеггера, Эллюля и Симондона), особенно это очевидно в работах Бернара Стиглера. Появившиеся в результате так называемых научных войн, подчеркнувших необходимость возвращения в культуру научной практики и в то же время призвавших к новому диалогу между наукой и гуманитарными дисциплинами, новые или «постчеловеческие» гуманитарные науки (см. название важной серии книг Кэри Вулфа, выходящей в издательстве Университета Миннесоты) нацелены на то, чтобы наконец преодолеть традиционный разрыв между «двумя культурами». Однако происходит это в необычайно враждебных условиях, а именно – на материальной основе все более глобализирующегося развитого неолиберального капитализма. В процессе идущего перехода от обществ «аналоговых» (гуманистических, «с всеобщей грамотностью», основанных на книге или тексте) к «цифровым» (постгуманистическим, базирующимся на программном «коде», основанным на данных и информации) обществам, культурам и экономикам.

Таким образом, возникающие в данный момент «постчеловеческие» гуманитарные науки должны заниматься позитивными, хотя и проблематичными, аспектами преобразовательного потенциала, содержащегося в новом диалоге или союзе между гуманитарными и естественно-научными дисциплинами. Фокус на постчеловеческом как дискурсивном объекте, на постгуманизме как социальном дискурсе и на постгуманизации как продолжающемся процессе позволяет обоим сообществам – гуманитарным дисциплинам и наукам – создавать новые встречи и проверять новые гипотезы, которые могут привести к растущему политическому и этическому осознанию мест человеческого, не-человеческого и окружающей их среды (особенно в связи с такими насущными вопросами, как изменения климата, истощение природных богатств, уничтожение биоразнообразия, потоки глобальной миграции, терроризм и незащищенность, биополитика и т. д.). По сути, на карту поставлено переосмысление с пост- или не-антропоцентричной точки зрения отношений между человеческой агентностью, ролью технологий и экологических и культурных факторов (Braidotti, 2013; Брайдотти, 2021). Постантропоцентричные и постчеловеческие гуманитарные дисциплины все еще связаны с людьми и гуманитарными науками, но лишь постольку, поскольку они помещены внутрь более широкой, экологической картины (см., например, институционализацию «медицинской», «экологической» и «цифровой» гуманитаристики). Последней, в частности, придется заняться ролью новых и все более сливающихся в единое целое медиа и их социальных и культурных последствий, а также распространением цифровых и виртуальных реальностей и их биополитическими измерениями (например, новыми формами наблюдения и товаризации, новыми субъективностями и «биомедиа»; см. Thacker, 2004).

Критический постгуманизм, таким образом, объединяет множество аспектов, составляющих «нашу» реальность и космологию начала XXI века, генеалогически соединяя их с источниками и прообразами внутри самого гуманизма (см. Herbrechter, Callus, 2005; 2012).