Постчеловек: глоссарий

Если следовать «этико-онто-эпистемиологии» Барад (Ibid.: 185), то на каждой стороне агентного разреза одновременно возникает не-секвенциональное со-учреждение причины и следствия. Гуманистическая этика, основанная на человеческом субъекте как локусе ответственности, нуждается в репрезентации «другого». Это условие онтологической отделимости проблематизируется моделями, основанными на запутанности (квантовая физика) и на среде (модель Делёза), поскольку они со-учреждают причину и следствие, пространство, время и агентность, не признавая какой-либо предварительной возможности эти термины разделить. Пространственное устройство этой этической модели делает излишними антропоцентричные темпоральные структуры причинности и устанавливает топологическое основание для новых этических моделей. Таким же образом, каким запутанность отрицает предшествующие различия и предсуществующие сущности, постчеловеческая этическая модель отрицает разрыв между человеческим и не-человеческим. Вместо этого она переосмысливает оба термина в их взаимной запутанности, а границы, которые можно между ними прочертить, – как контингентные и полностью зависящие от выполняемого эпистемологического разреза. Коммутационная онтология, признающая неразделимость агентности с одновременностью причины и следствия, может радикально сместить человеческую исключительность, но также и повысить этические ставки, по мере того как агентность становится рассредоточенной и пространственной, а не предзаданной и темпоральной. По мере того как агентность закладывает новое основание в этой тем не менее безосновной модели, этика становится чрезвычайно зависимой от материальных воздействий на тела, учреждаемые агентным разрезом.

См. также: Локальность/неразделимость; Постчеловеческая этика; Постгуманистическая перформативность; Онтологический поворот; Мультиверсум.

Лила Атанасиаду

(Перевод Ольги Дубицкой)

Космополитика

Космополитика говорит о возрождении в эпоху экологической тревожности политической теории и политического действия в планетарном масштабе. Она отталкивается от осознания того, что триумфалистская космополитическая риторика неуместна в мире, где были радикально дестабилизированы культурные и политические предпосылки, лежавшие в ее основе. Уверенность, с которой космополитизм мог отстаивать правомерность утверждающего и прогрессивного политического нарратива, которому суждено было затмить устаревшие режимы национальной идентичности, была подорвана очевидной обратимостью процессов глобализации как экономически, так и в смысле политического сознания. Космополитическое предложение признает желательность амбициозного переосмысления политики, выходящего за пределы устоявшихся категорий, границ и территорий, а также практические и философские трудности перестройки планетарной политики на более инклюзивной основе.

Даже в период подъема глобализации в 1990-е годы сторонники космополитизма были вынуждены признать, что нет ничего неизбежного в появлении глобального, плюралистического, популярного политического сознания в результате возросшей мобильности и взаимосвязанности. Теоретик Фенг Чеа при этом заявлял, что «существующее глобальное состояние» не следует путать с «существующим массовым чувством принадлежности к мировому сообществу (космополитизмом)» (Cheah, Robbins 1998: 31). Вслед за глобальным экономическим кризисом, который начался в 2008 году, материальные условия для появления чувств транснациональной и постнациональной принадлежности отступили, что привело к усилению культурной местечковости и общего широкого цинизма по поводу политических мотивов глобальных элит и их культурных агентов. Вместо принятых правил и ограничений политической рациональности, основанных на взаимообмене между национальными государствами и гражданами-подданными, космополитическая идея пришла к тому, что Изабель Стенгерс назвала «неизвестным, состоящим из… множественных, расходящихся миров» (2005: 995) и их потенциальных выражений.